Испытание временем

– А что мне надо было делать? А? Отдать им пришельца и ребят? Так надо было сделать? Или убить их всех? Так? А? Вопрос не в морали: перебил бы – не поморщился – я тот ещё душегуб! И вы меня таким сделали! Вы! Попустительством своим! Задачками своими! Как щенка натаскивали на кровь! Вопрос не в этом! А всё шматьё и броню, что была там? С ней что? Куда всё это барахло девать? В болото? Найдут! Это немцы! Дотошные! Они найдут! Что мне было делать? Я тогда, понимаешь ли, слегка ранен был. И чуть-чуть помирал. Жалею, что не помер. И совсем не слегка – умом тронулся! Разве я нашёл этого шныря, Вилли? Он меня нашёл! И я Пяткина у них украл! Пяткин уже у них был, у немцев. Уже! У них! Вопрос его корабля – вопрос времени. А если бы пришелец стал сотрудничать с немцами? А? Если бы они Пяткина доломали бы? Игрушка моя тебя возбудила? А если бы Вилли-немчик был в такой игрушке? И не в спасательном жилете, а в полноценной боевой броне космодесанта? И не один, а рота? Со всеми их болтерами, лазганами и мультимельтами? А? Что тогда? Наглы – кинулись бы на Гитлера или подождали бы, пока догорит наше с тобой Отечество? Есть решение? Сейчас, спустя квартал? А? У меня не было ни сил, ни здоровья, ни времени – на взвешивание, раздумья, размышления и принятие решения. Я сделал так, как сделал! И готов ответить. Хоть перед Сталиным, хоть перед Богом. Поехали, отвечу! Чё, думаешь, пацан? Зассал? Это ты, Коля, пацан передо мной! Я уже столько раз умер и заново родился, столько раз потерял и снова обрёл рассудок, что нечем тебе меня напугать! Нечем! Я уже настолько сошёл с ума, я уже таким сущностям в глаза заглянул, что отвечу перед кем угодно – за себя и за свой Путь! Поехали!

Пришибленный моей отповедью, Кельш покачал головой:

– Какой ты стал!

– Вот такой! Каким вы меня сделали – такой и стал! Так едем?

– От твоего самочувствия зависит.

– Поехали! Заживёт! А не заживёт – черт бы с ним! Внутри Баси могу прожить и так! Одна голова останется – жить буду, как голова того профессора. А что ты мнёшься? К Сталину не едем?

– Нет. Потом.

– Понятно. А куда? Не верю, что у вас нет плотного графика, расписанного посекундно.

– По дням. Твои методы спорны, но безусловно – эффективны. И твоё «видение предмета». Ты нам нужен! Генералов у нас хватит. Новые проклёвываются. Бойцов – миллионы. А вот таких, как сказать?..

– Да уж говори, как есть. Ёжнутый? Отморозок?

– Поехали, сам посмотришь. Вить, а правда, как ты?

– Хреново, Коля, хреново! Что, не видишь? Давай я тебе спину сломаю, глаза выколю и бегать заставлю!

– Не надо.

– Сам не хочу. Тебе тоже досталось. Судьба, видимо. Долбит тех, кто не успел спрятаться. А у тебя пожрать нет? Эта регенерация меня самого сожрёт. Надо сладкого и белкового. И жирного! Сала в шоколаде!

– Как нет? Есть! Пошли! Там Брасень весь теперь извёлся!

Смеюсь:

– Как же ты, гэбня кровавая, вора в законе пригрел?

– Как бы я тебя нашёл без него? У него язык не только помело, но и насос. Вытянет любую информацию. Это он же притащил данные по тому разведчику, Киркину. А как он добывает недобываемое! Семнадцать обменов «шила на мыло» за час – такого я ещё не видел. Такой человек мне очень нужен. Очень полезный. А что вор? Бывает, как ты говоришь. Кто без греха? Ты вон вообще экономист.

– А ты гэбня кровавая. Питьсот мильёнов невинно убиенных.

Ржём.

– Вить, эти байки про «гэбню кровавую» начали изымать. И знаешь у кого? В центральном аппарате НКВД. Самоиздатом ходят. Переписывают от руки. Коллективно зачитывают. Ржут толпами. Настолько фееричный бред, что смешно до коликов, когда слышишь первый раз. Особенно на Лубянке ржали, когда читали, как они за ночь расстреляли шестьдесят тысяч человек.

– А чё смешного?

– И ты туда же? Ах да, ты же экономист. Ты только представь, сколько места занимают шестьдесят тысяч человек? Армия! Сколько времени производится процесс расстрела? Умножь на шестьдесят тысяч. А вывоз тел? Сколько машино-смен? Шестьдесят человек за ночь не расстрелять. Какие тысячи? Ты цифры не отрывай от земли. А как можно забыть про суд, прокуратуру, приговор, адвокатов, обжалование? Да и вообще – Лубянка это аппарат управления. Исполнение проводится в других местах.

– А как Палыч отнёсся к девственницам и младенцам, заражённым сифилисом и съеденным заживо?

– Пожал плечами – до глупостей ли ему? Заразу у нас любую вмиг выведут. А женщин он любит. Платонически и издалека. Давно уже. Некогда всё ему. Тут до конца войны концы у многих поотсыхают. Сам-то как обходишься?

– Как? Теперь никак. Всё, что ниже пупка – холодец. Уже не проблема.

– Ха, Брасень, морда твоя протокольная! Разожрался же ты на казённых харчах! Мечи на стол! Медведь вернулся! И сильно голодный. На людей кидаться начну! Я серьёзно. Немцев я поедом ем. Одному морду обглодал. А намедни ещё и кровью немецкой напился. Бе-э-э! Как противно! Что на меня тогда нашло?

Часть 3

Производственный роман

Отступление

– Нашёлся наш пропащий.

– Живой, значит!