Испытания

— А я — Груша, дай сказать, ты уже отговорила! — а я в библиотеке нашей заводской спросила, как выписать журнал «Америка», потому что нигде нет. И, представляете, тетя Шура ходит в библиотеку и смотрит наши карточки, кто что читает, мне сама библиотекарша рассказала. И от нее тетя Шура узнала про меня. И, представляете, задержала меня, когда вы все ушли: «Забудь, Клавдия, про «Америку», зачем тебе нужна империалистическая пропаганда?!» А я для мужа спрашивала, он на летчика учится, хотел снимки самолетов посмотреть. Он потом сам достал тот журнал и говорит: «Мы без твоей тети Шуры разберемся, где империалистическая пропаганда и где самолеты. Твоя тетя Шура хоть и бригадир, да не понимает, что теперь рабочий класс грамотный!.. Чего она вмешивается?!»

Зашумели одобрительно. Простуженно-хрипловатый голос Марьяны перекрыл галдеж:

— А по-моему, еще хуже, когда не вмешивается!

Марьяна вскочила с табуретки, скомкала пышную лиловую гроздь, вытерла комком сирени пылающее лицо. Произнесла со значением:

— Сама-то тетя Шура весной квартиру получила. Трехкомнатную!

— А тебе Озолов не дал?! — воскликнул кто-то.

— Видно, за меня бригадир не ходатайствовала! — Марьяна надела платье, схватила свою большую сумку и выбежала.

Снова бытовка завопила без удержу:

— Когда не надо — вмешивается, когда надо — нет!

— Зарплата у нас меньше всех! Токари раз в сто лет работают сверхурочно, слесари-сборщики тоже, а зарабатывают гораздо больше! А мы в конце каждого месяца — до позднего вечера, воскресенье не воскресенье, а два последних дня аж до посинения!

— Верно, но зарплата не главное! Если бы добились, чтобы внутри завода для рабочих магазин был, а то хоть и есть деньги, так в городе ничего не купишь вечером, все магазины закрыты!

— А тете Шуре-то что?!

— У нас и от зарплаты никакого удовольствия! Даже на пляж не сходишь, на лодке не покатаешься — до реки час ехать надо!

— Юлка предложила самим стадион построить — тетя Шура, конечно, против: фантазии!

— Ей только план! Давай-давай — и все тут!

— В Москве все давно мини-юбки надели, а нам нельзя!

— Смотри, Зорька, скоро без ресниц останешься, сдерет!

Девушка с огромными ресницами умудрилась перекричать остальных:

— Не сдерет! Гребешкову скажу! Мне ресницы он подарил! Для фотогеничности!

«Не разберешь, кто у них главный заводила, — подумала Ольга. — Кажется, «фактическим лидером» называют такую фигуру социологи?» Ольга видела, что Юлка Дерюгина стоит перед открытой дверцей своего шкафчика, заправляет вихры под шапочку. Показалось, что в зеркальце на внутренней стороне дверцы мелькнула самоуверенная Юлкина улыбка. Девушка обернулась:

— Здравствуйте, Ольга Владимировна!

— Здравствуйте, Ольга Владимировна! — мгновенно поддержал Юлку разнобой голосов.

«Да, совсем не такие, какими были мы… И все-таки продолжение нашей молодости», — подумала Ольга. Она вдруг почувствовала себя как бы председателем этого необычного собрания. Спросила:

— Может кто-нибудь объяснить, какие у вас главные претензии к Александре Матвеевне? Ведь она очень хороший бригадир. И о вас как мать заботится. Мне это известно лучше, чем кому другому, потому что мы с ней много лет приятельницы.

Кто-то вздохнул:

— Бывает, что матери считают взрослых детей малолетними!

Высокая Маша Боброва шагнула к Ольге, положила на миг руку ей на плечо. Жест был не фамильярный, а взрослый и доверительный.

— Понимаете, Ольга Владимировна, — очень серьезно заговорила Маша, — Александра Матвеевна типичный пример того, что получается, когда власть оказывается у малокультурного человека… Культура не позволяет человеку, получившему власть, потерять совесть. Потому что власть-то над людьми, а над культурой ни у кого власти нет и быть не может! И культурный человек, — воодушевленно продолжала Маша, — все время чувствует, что на его поведение смотрят… ну, что ли, картины и книги всех времен. Ну то есть герои великих произведений, борцы за справедливость, за хорошее… И человеку стыдно совесть перед ними потерять… Я, может, непонятно говорю?

— Понятно!.. Понятно!.. — поддержали взволнованные голоса.

— По-моему, ты недоговариваешь, таишь что-то, — сказала Ольга.

Маша почти незаметно кивнула.

— Некультурному, у которого власть, кого совеститься?! — заключила она.

— Конечно! — выкрикнула Юлка Дерюгина. — Он же не чувствует, что на него глядят!..

Стало так тихо, что мягкие шлепки капели из какого-то душевого зонтика казались металлически-звонкими. Бытовка завороженно переживала ту высь, на которую ее подняли слова Маши.

Сама Маша первая освоилась с высотой. Ее голос окреп.

— Ну и если откровенно перейти к Александре Матвеевне, то именно от некультурности у нее все: неуважение к личности каждой из нас, к профсоюзной организации неуважение, самодовольство…

— Верно, Маша!.. Жуть! — заявила вдруг Василиса Кафтанова.

В бытовке расхохотались. И Ольга обрадовалась этой разрядке. В душе она признавалась себе, что роль председателя такого «собрания» для нее нелегка.