Испытания

Черенцов тоже помолчал. Он уважал паузы в разговоре. «Пусть собеседник подумает, соберется с мыслями, если нужно». Потом Виктор Дмитриевич все так же неспешно переспросил:

— О чем все-таки?

— Как обычно, когда гости приходят: плюс на минус — и что-нибудь может получиться. А если без шуток, то о статье Вагранова. Федор Николаевич считает статью вредной, а я и Зоя уверены, что статья полезная.

Забыв чокнуться, Озолов опрокинул рюмку в рот в один глоток, рассеянно закусил чем-то и по-своему определил суть спора:

— Я за порядок, а Вагранов, по существу, за неразбериху! За неуправляемость!

— Утрируете, Федор Николаевич, — без упрека и без раздражения констатировал Черенцов.

— Ораторский прием. Не возбраняется.

— А вы давайте в домашней обстановке объясняться без ораторских приемов. Итак, вредная статья или полезная?

— Вредная! — фыркнул Озолов.

— Уверен, что полезная! — воскликнул Иванов.

— А я в качестве арбитра, не правда ли?

— Допустим, — сказал Озолов. Иванов кивнул.

— И вот тут вы ошибаетесь, — неожиданно рассмеялся Виктор Дмитриевич, — потому что ответ зависит от вас самих. Сделаете правильные выводы, примете правильное решение — статья полезная. Сделаете неправильные выводы — она окажется вредной… Но заранее скажу вам, Федор Николаевич, — Черенцов неторопливо достал из кармана блокнот и заглянул в него, — порой вы принимаете такие решения, которые сами отменяете на другой же день: «Ничего особенного, обстановка изменилась, вот и все!» Причем только директору известно, как и почему изменилась обстановка. Хотя правильней было бы объяснять эти изменения, учить на них людей. Если мы не хотим, чтобы наши рабочие, наша молодежь становились бездумными автоматами. А ведь мы этого не хотим, не правда ли?.. Я уверен, Федор Николаевич, что вы вовсе не собираетесь выступать против духовного роста советского человека, против развития всех его способностей… Ведь об этом идет речь в статье Вагранова.

— Почему такие странные вопросы, Виктор Дмитриевич? Я коммунист. Так же, как и вы.

— Потому что практические волевые решения директора Озолова часто расходятся с высказываниями коммуниста Озолова.

— Попробуйте занять мое директорское кресло — и посмотрим, как получится у вас!

Озолов встал, резко двинув стулом. Снова тяжело сел.

— У меня своих проблем полно, Федор Николаевич! Пожалуй, я тоже охотно предложил бы вам занять мое место, — без упрека и без раздражения сказал Черенцов. — Но пока я остаюсь на моем месте, мне, боюсь, еще не раз придется объясняться с вами… Практика вас подводит.

— А я не о практике нашего директора, не о нем, то есть почти не о нем, а теоретически… — волнуясь, вступил Иванов. — Человека можно так ударить по голове, что ему уже ничего не будет нужно, кроме искусственного питания. «Ударить по голове» — я говорю, конечно, не в прямом смысле. Тому, кто днем вкалывает без всякого интереса, а вечером глядит на экран телевизора, лишь бы время скоротать, может быть, действительно, кроме легкой музыки да футбола, ничего не нужно. Но народу нужны высокие идеалы, творческий взлет, новые формы… ну того же социалистического соревнования, допустим!.. Вы, Виктор Дмитриевич, говорите, что у Федора Николаевича конфликт теории с практикой. Конечно, так! Потому что его личные решения становятся системой, которая давно осуждена партией. Фактически она ведет к отрицанию того, что нам нужно духовное развитие человека. Почему? Да потому, что руководитель, который привык опираться на свои собственные волевые решения, и слышать не хочет о возражениях. Даже если они научно обоснованы. Такому руководителю — может быть, даже подсознательно — удобнее управлять невозражающей массой, бездумными людьми, не способными выдвигать возражения в ответ на его волевые решения!.. Вы думаете, что ваша позиция для пользы дела. А как раз польза дела требует обратного. Нужны споры, нужны народное дерзание, фантазия… Без всего этого мы не выиграем соревнования с капитализмом!

— И больше чувства. Любовь! — как будто невпопад сказала Зоя. — Не знаю, прав или нет Федор Николаевич в своих личных решениях, Олегу видней, и вам, конечно, тоже видней, Виктор Дмитриевич! Но я знаю: большая любовь помогает и работе, а Федор Николаевич — да, да, я заметила! — против большой любви!

Коротенькая речь Зои была столь неожиданной, что вызвала паузу замешательства. И не сразу чья-то рука дотянулась до зазвонившего телефона, а когда дотянулась — в трубке уже были частые гудки.

Озолов нарушил молчание за столом:

— Получается, по-вашему, что я кругом не прав! Сами же говорили еще летом на выставке, что надо уважать чужое мнение, а сейчас?.. Интересно, какие выводы, — Озолов вызывающе взглянул на секретаря обкома, — надо сделать мне, чтобы статья Вагранова оказалась правильной?

— Рад вашему вопросу. — Черенцов положил блокнот на стол. — Вот данные о личных планах. На большом московском заводе… Чрезвычайно важное новшество.

— И меня статья Вагранова натолкнула на мысль изучить опыт москвичей! — обрадовался Иванов.