Испытательный пробег

Дениса провожали всей бригадой. Он уезжал с Казанского вместе с другими амовскими партийцами, мобилизованными на работу в деревню. На вокзал приехали к девяти. Поезд уходил в девять двадцать. На мокром перроне играл духовой оркестр. «Эх, комроты, даешь пулеметы! Даешь батареи, чтоб было веселее!» По перрону ходил заводской фотограф, делал снимки. Петя Слободкин в галстуке, в галошах, стоял у самого вагона, давал Денису последние советы:

— Ты, Дениска, этого, ну, из себя при деревенских-то не строй директора, а то, глядишь, парни и поколотят. А то, думаешь, нет?

— Пиши, если что, мы тебе посылку пришлем, — сказал Степа. — Масла там, консерву какую пошамать найдем.

Нюрка прибежала перед самым отправлением и разревелась. Степа очень удивился, когда они с Денисом обнялись при всех, расцеловались, как невеста с женихом. Вот ведь бригадир всегда все последним узнает!

— Он, Денисушка, я ж тебя ждать буду, — ревела Нюрка. Беретка у нее сбилась на сторону, волосы растрепались. И другие девчонки слезы утирали рядом. На перроне блестели лужи, и получалось, будто все это они и наревели, женский пол.

— Денисушка, миленький, я на танцы ходить не буду, пока не возвратишься. Сразу с завода домой буду… Ой…

Звенел звонок к отправлению. «…За трудящийся народ да, да, да, да», — гремели трубы, и веселые голоса подхватывали слова припева: «Эх, комроты, даешь пулеметы…»

Поезд медленно тронулся, Нюрка пошла, а потом побежала за вагоном по лужам. Денис стоял на подножке, — там еще ребята стояли, — высовывал лицо из-за чужих плеч, махал рукой и чего-то кричал, кричал, но уже слов нельзя было разобрать. Играл оркестр, гудел паровоз.

16

Бригада сфотографировалась рядом с новым мотором, только что привезенным с испытания. Так получилось, что в июне тридцатого года в самый разгар первой летней жары подводили итоги конкурса молодых ударников, и комсомольская бригада Степы Кузяева получила — бывает же такое — первую премию.

В цех явился хромой фотограф, тот, что и на вокзале снимал, молча установил деревянную треногу с аппаратом, накрылся черной тряпкой, чтоб не отсвечивало, всем велел улыбаться. «Спокойно… Снимаю…»

— Товарищ фотокор, разрешите, я его вытру, — предложила Нюрка смущенно и кокетливо, будто это не мотор, а самовар и все собрались у нее дома пить чай с ватрушками.

— Так даже лучше, — подумав, ответил фотограф. — Сразу видно, на рабочем месте, не надо, барышня. — И посмотрел на Нюрку с многозначительной грустью. Тоже еще ухажер!

В тот же день назначено было собрание в Зале ударника, Степе как бригадиру полагалось говорить речь, а времени для подготовки дали один день, и Степа хотел начать с международной обстановки, рассказать кратко о значении грузового автомобиля для развития промышленности и смычки города с деревней. Затем хотел перейти непосредственно к задачам реконструкции, рассказать, как поднялось ударничество на АМО вообще и в отделе шасси в частности и как была достигнута высокая производительность на сборке моторов. Сидел за столом, писал. Отец, убирая ужин, посоветовал:

— Ты особенно о себе не помышляй, мой тебе совет — не надо этого. Твой номер крайний, ты понимать должен. Давай скромно, от и до. Расскажи про бригаду, похвали Кольку, Нюрку Точилкину, Петьку… Про Дениса скажи теплые слова, их внимание и тебе уважение. Я тут Ваську сухоносовского встретил, племянничка троюродного, — вздыхал отец. — В чайной мальчиком у Яковлевых служил, а теперь — доцент! Преподаватель. Так-то! Пойдем, говорит, дядя Петь, со мной на первую лекцию. Пошел. Все точно! Зал полнехонек, а Васька наш — на трибуну. Он науку читает, государственное право. Ну, права государств, как кому двигаться, правила движения. На юридическом факультете. И наш Васька превозмог! Товарищи студенты, говорит, давайте знакомиться, моё фамилие Кузяев…

Утром Степа переписал речь начисто. Писал, взмок. Вот когда Дениса не хватало! Получилось две страницы, и первому показал Кольке. У Кольки брат в парткоме работал. Колька прочитал, сдвинув к переносице лохматые бровки, определил:

— Десять минут.

— Десять много, — засомневался Степа, — меньше.

— Это ж только тезисы. Там разовьешь. Реакцию зала учитывай. Аплодисменты, бурные аплодисменты, вопросы, реплики…

Нюрка удивилась:

— Неужто сам писал?

— Нет, мамка помогала, — сострил Степа.

В назначенный час Зал ударника гудел, как электромотор с новыми коллекторами. На одной ноте тянул, ровно, без всплесков. Свободных мест не было. В полукруглом торце за-над столом президиума на алом полотнище было написано, что коллектив поздравляет молодых ударников.