Испытательный пробег

И стала Люся Горбунова студенткой конструкторско-механического факультета, одна девушка в группе. Потом, на третьем курсе, еще одна появилась, тоже Люся, Люся Кораблева, синий чулок из Ленинграда. «Я по гусеничным машинам пойду, — говорила. — Хочу танки строить. У меня задумка есть». Она была отличницей и на Горбунову смотрела снисходительно: «Тебе, чтоб инженером стать, прежде всего надо вот эти клипсики, бантики поснимать и поведение свое в корне пересмотреть. Так нельзя! Или ты думаешь, никто не знает, что тебе Виталька Яковлев гидравлику делал?» Кораблева по распределению уехала в Харьков. Больше о ней Людмила Ивановна не слышала, спрашивала ребят, все пожимали плечами, наверное, вышла она замуж и переменила фамилию.

Самой колоритной фигурой у них в группе был, конечно, Яковлев. Зимой и летом в байковом лыжном костюме, в китайских кедах на шерстяной носок, он являл собой тот тип студента, для которого учеба одновременно игра и весьма серьезное дело. Он все предметы изучал с равным стараньем, считая одни интересными, другие полезными для общего развития. Ничего лишнего.

Познакомились они в чертежке. До этого она его видела, но как-то он не запомнился. Просто мальчик из их группы. Еще один.

Это зимой случилось. Утро выдалось зябкое. Она чертила эпюру, первое задание по начертательной геометрии, а за спиной сопел Витасик и тоже чертил, чертил, старался вовсю. Время от времени он выходил в коридор, там на лестнице курил сигареты «Памир» и возвращался, близко проходя мимо, обдавая табачным перегаром.

У нее ничего не получалось. Она нервничала. Скалывала лист, накалывала новый. Кнопки ломались. Снова чертила рамку, штамп, заглядывая в задание, определяла свои точки, где они у нее лежат, по оси абсцисс, по оси ординат, и снова у нее все путалось, мусолилось. Ничего не выходило! У нее была плохая графика.

Часа через полтора Витасик наклонился к ней, посмотрел внимательно, она глаза на него подняла: что надо?

— Ты торопишься, — сказал он. — Я за тобой наблюдал.

— А тебе какое дело? — сказала она, окинув его ледяным взглядом. — За собой наблюдай.

— Я помочь хочу.

— Себе помогай.

Он, кажется, не обратил внимания, что она сказала и как, совсем не обиделся, стянул лист со своего стола.

— Смотри.

Она взглянула. Это было ее задание! Ее точки. Все вычерчено аккуратно, четко. Все готово, только фамилию подписать.

— Спасибо.

Домой они возвращались вместе. Ехали трамваем до «Бауманской», она, счастливая, держала в руке свернутый в тугую трубку чертеж, первое свое задание. Как гора с плеч! А рядом, ухватившись за поручень, стоял Яковлев и рассказывал ей про циркуляцию мощности — эффект, наблюдаемый при эксплуатации колесных машин.

Булыков появился позже. Он первый семестр был вообще незаметным, тихим, держался всегда в тени, точно присматривался и про себя решал, стоит ли возникать. И возник совершенно неожиданно, но на курсовом уровне, выступив на комсомольском собрании с такой, помнится, подготовленной речью, что все тут же решили, чего искать — вот он наш вождь. И стал Олег общественным руководителем, двинул по этой линии. Дальше — больше, сразу весь в делах, походочка торопливая, мелкими шажками, всегда чистенький, деловой, бочком, бочком — и в дамках.

Как-то он увязался провожать ее, она согласилась из любопытства, чтоб вблизи рассмотреть, что за человек такой Булыков Олег. Оказалось, ничего. Умный парень. Шиллера по-немецки читал. Так вот и получилось само собой, что стали ходить они втроем, три дружка: Люся Горбунова, Витасик Яковлев и Олежек Булыков.

— Воли нет, — говорил Булыков, — просто борются два желания. В конце концов одно побеждает. Я всегда был безвольным. Не знаю, как вы. Но мне очень хотелось, чтоб все было красиво.

— Экстремальные условия хороши в теоретических построениях, в жизни они не годятся, — умно отвечал Яковлев, а она слушала, понимала: это все из-за нее. Она — главная в их маленькой компании: у Яковлева с Булыковым ничего общего не просматривалось — совсем разные люди, и она тихо гордилась своей над ними женской властью, но не командовала, всегда по серединке шла, взяв под руки обоих своих кавалеров.