Испытательный срок

Мама. Всхлипывает, как после серьёзного скандала, когда не удалось переупрямить оппонента и в ход идут все доступные средства. Маме нечего делать в подвалах Управы; она дома, отдыхает после смены. Ира отвернулась от белёсого зева прохода, из которого слышался слабый зов. Это ложь. Морок, иллюзия. Мама дома. С мамой всё хорошо…

– Ярослав, – тихо окликнула Ира. – Ты слышишь? Зовёт…

– Нет, – он обернулся, пристально вгляделся во мглу за её плечом. – Не слушай. Это всё уловки.

– Она там?

– По имени, – прошипел контролёр. – «Там» не существует. Везде морок.

Крупная дрожь продрала по коже. Ноги уже порядком устали; Ира хотела было попросить Зарецкого идти помедленнее, но это значило бы дольше задержаться в кошмарном ненастоящем подвале. Пустота звала её на разные голоса – мама, папа, бабушка, даже с какого-то перепугу Славик Свириденко. Все жалобно хныкали из глубин несуществующих коридоров. Всех не могло быть в Управе. Ира то и дело порывалась заткнуть уши, но вовремя себя останавливала.

– Ирка!

Испуганный крик насквозь пронзил зыбкие отражения подвальных катакомб. Нет, это не прежнее бесплотное нытьё! Ира заглянула за угол, из-за которого слышался торопливый цокот каблуков. Так и есть – Сафонова! Встрёпанная, бледная как смерть, с картонной папкой под мышкой. А сама Ира куда дела свою ношу? Руки помнят неудобную тяжесть, но вот куда она сгинула?..

– Ирка, подожди!

Анька скидывает высоченные шпильки и со всех ног бежит к ней. В лице – ни кровинки, локоны спутались, расстёгнутый пиджачок съехал на одну сторону. Как ей, должно быть, страшно! Притормозила, недоумённо озирается; наверное, потеряла подругу из виду в складках морока.

– Иди к нам! – крикнула ей Ира и тут же спохватилась: – Ань, мы тут, иди сюда! Слышишь?

– Слышу! – обрадованно ахнула подруга и безошибочно припустила навстречу.

Ира помахала ей рукой. Обернулась, чтобы сказать Зарецкому что-нибудь в своё оправдание, и увидела лишь выедающую глаза мглу. Сердце нехорошо ёкнуло. Спокойно… Он здесь, рядом, не мог уйти далеко. Не мог не слышать их с Анькой…

– Господи, ну я натерпелась, – с облегчением выдохнула Сафонова. От избытка чувств подруга бросилась Ире на шею; руки у бедняжки были покрыты липким холодным потом. – Чтоб я ещё раз в этот подвал…

– Ань, тише, – попросила Ира. – И это… Зови меня по имени. Правил, что ли, не знаешь?

Сафонова будто и не услышала. Тяжело дыша, Анька всем своим весом наваливалась на подругу; Ира неосторожно отступила к стене, но наткнулась лишь на пустоту и чуть не упала.

– Ань, давай приходи в себя, – недовольно потребовала Ира. Нужно искать Зарецкого, а эта клуша тут вот-вот разрыдается! – Надо выбираться.

– Сейчас, – Сафонова истерически всхлипнула. Этого ещё не хватало! – Сейчас…

От бьющего по глазам сумрачного света раскалывалась голова. Ира сделала вялую попытку отцепить от себя подругу, но та висела клещом, а в руках совсем не осталось силы. Как же холодно в проклятых подвалах!

– Ань… Отстань, а? Мне тяжело…

– Сейчас… В себя приду…

Подруга нервно поправила упавший на глаза локон. Движение вышло плавным, словно бы смазанным. Ярко блеснули в мёртвом свете алые ноготки. На холёной Анькиной ладони не хватало мизинца.

– А-аня…

Нет. Не Аня. Ну и дура же она… Кокетливый пиджачок поплыл перед глазами, сливаясь с тускнеющей мглой. Как глупо… Как глупо! Ира отчаянно рванулась из мёртвой хватки холодных пальцев, но лже-Аня лишь захихикала. Милое личико скалилось незнакомо и жутко.

– Ну что же ты? Не рада мне? – с фальшивой болью в голосе спросила тень, кривя в ухмылке яркие губы.

Ира прикрыла глаза, чтобы её не видеть. Цепкий холод сковал ноги и руки, не давая пошевелиться. Сухие губы слушались неохотно; ещё хуже подчинялся голос. Вместо слов сперва получился лишь надсадный хрип.

– Яр… Ярослав… – с трудом выдавила она. Во весь голос или чуть громче шёпота – чёрт его знает.

Когтистые пальцы тут же вцепились ей в горло. Всё, больше попыток не будет. Если только Зарецкий вовремя хватился непутёвой спутницы… Если сумеет её тут найти… Если сочтёт нужным…

Ослепительный свет вспыхнул совсем рядом, смывая душный морок. Стерильно-серые коридоры стремительно таяли; видны стали настоящие крашеные зелёным стены, аварийные огни, сваленный кучами хлам. Оглушительная тишина сменилась монотонным голосом автоинформатора, призывающего сохранять спокойствие и двигаться к эвакуационным выходам. Тень рассерженно зашипела, но хватку не ослабила.

– Ты не посмеешь! – взвизгнула она Анькиным голосом, щурясь куда-то Ире за плечо. – Она заговорила! Я в своём праве!

– Точно, в своём, – спокойно отозвался Зарецкий. – Продашь мне его?

Ира попробовала оглянуться, но и голову повернуть не сумела. Холод держал крепко. Тень плотоядно облизнула пухлые губы.

– А что у тебя есть? – нагло спросила она. – Что есть, что бы стоило её жизни?

– Нежизнь, – просто ответил Ярослав. – Твоя. Ты отпускаешь её – я отпускаю тебя. Идёт?

Тень мелко захихикала, словно бумагой зашелестела.

– Мало, – заявила нежить. – За неё – мало.

– Твои условия?