Он тоже лукавил. Когда всё действительно хорошо, нет нужды напоминать об этом. Макс вряд ли посвящён в какие-то тёмные тайны, но он волнуется за неё — именно за неё, а не за судьбы мира. Ира послушно улыбнулась объективу; фото вышло немного грустным, но вполне симпатичным.
В машине утомлённая ранним подъёмом, прогулками и впечатлениями Оля быстро задремала. Ира поудобнее устроила сестрину голову на своём плече и тоже прикрыла глаза. Солнце сквозило мягким красноватым светом через сомкнутые веки. Славный, вопреки ожиданиям, выдался день.
— Ну? — тихий голос Макса едва-едва перекрывал рокот мотора. — Расскажешь, чем на самом деле был занят?
— Я тебе уже говорил, — так же негромко отозвался Ярослав. — Вон, полный багажник доказательств.
— Мне-то можешь не врать. Следы искал?
— Нету тут ничего. Сделай милость, не мешай девушкам спать.
Оля так и дремала до тех пор, пока гладкий асфальт не сменился ухабистой грунтовкой. Тряска её разбудила; сестрица встрепенулась и принялась охорашиваться, поглядывая на блёклое отражение в оконном стекле. Она выглядела очень довольной.
— Пойдёмте к нам на чай, — настойчиво напомнила Оля, когда машина аккуратно сползла с дороги к бабушкиному забору. — Как договаривались! Самовар поставим, и ба с утра пироги затеяла…
— Самовар! — мечтательно протянул Макс, снова входя в роль жизнерадостного болтуна. — С ума сойти! Ярик, пойдём, а? Сорняки никуда не денутся, я тебе гарантирую!
Зарецкий поколебался с пару мгновений, потом заглушил мотор.
— Если только не помешаем.
— Не помешаете, — ответила Ира, пряча улыбку.
Из дома, на ходу вытирая руки о передник, к калитке спешила бабушка. Иру ужалила совесть: пока они с Олькой праздно гуляли, на кухне вовсю кипела работа. Что ж, по крайней мере, поставить тесто они с утра помогли…
— Здрасьте! — сияющий Макс придержал калитку перед Олей и следом вошёл сам. Бабушка пристально его осмотрела, задержав взгляд на колечке в брови. — Можно я не по протоколу? Меня Максим зовут, очень рад знакомству!
— Здравствуйте, — бабушка радушно улыбнулась. — Антонина Михайловна. Это вы, значит, внучек моих балуете?
— Строго говоря, сегодня больше Ярик, чем я, — Макс указал на задержавшегося у машины Зарецкого. — Но при моём непосредственном участии, это да!
— Ба, скажи Афоньке, чтоб самовар ставил, — суетливо распорядилась Оля. Домовой, высунувший нос из-за входной двери, недовольно прянул чуткими ушами.
— Зачем? Сами справимся, — подошедший Зарецкий вежливо кивнул бабушке и под её цепким взглядом поправил воротник рубашки. — Добрый день. Мы вам не слишком поперёк планов?
— Нет, нет, какое там, — бабушка чуть замешкалась с ответом, словно в самом деле перекраивала в голове какие-нибудь планы. — Проходите, конечно. Олюшка, надо бы в саду тогда накрыть…
Поднявшаяся уютная суета напомнила Ире прежние семейные визиты в Ягодное; правда, теперь вместо мамы у стола суетились они с Олей, а вместо папы с пузатым латунным самоваром возился Ярослав под нескончаемые Максовы остроты. Действовал он со сноровкой, какой сложно ожидать от столичного жителя; Афонька, втайне довольный, что его освободили от работы, ревниво наблюдал за гостями, но с придирками не лез.
— А мне запретил, — проворчал Макс, наблюдая, как коллега прикосновением поджигает щепку.
— И ты знаешь, почему, — хмыкнул Ярослав и бросил горящую лучину в тёмный зев трубы.
— Ну тут-то можно?
— Можно. Только уйди, пожалуйста, куда-нибудь к водоёму.
Макс сердито фыркнул и отступил подальше от самовара, внутри которого начинало гудеть и потрескивать разгорающееся пламя. Струйка пахучего дыма потянулась следом за ним.
— Ну хорош! — Некрасов обиженно замахал руками, отгоняя дым.
— Я тут ни при чём, — с достоинством заявил Ярослав, забрасывая в огонь притащенные Афанасием шишки. — Не надо во всём подряд искать чью-то злую волю.
В полной душистого жара кухне бабушка расставила на столе жестянки с сушёными травами и теперь беспомощно щурилась на почти выцветшие надписи. Ира, встав на цыпочки, сняла с верхней полки буфета расписной заварочный чайник размером с небольшую кастрюлю, окатила его кипятком и, приобняв бабушку за плечи, деликатно оттеснила её в сторону.
— Ба, давай я. Чего положить надо?
— Спасибо, Иринушка… Липу и малину, и где-то у меня были апельсиновые корки…
— Может, любистока сыпануть? — промурлыкала Олька, проворно выкладывая на блюдо пирожки.
Бабушка сердито сдвинула брови.
— Ольга! Я тебе покажу любисток!
— Чего его показывать — вон под забором растёт… Да чего ты, ба, я ж шучу! — под строгим бабушкиным взглядом сестра стушевалась и состроила виноватую гримаску.
— Смотри мне, — грозно предупредила бабушка и тут же заулыбалась: — Максим, вам помочь?
— Не-а, я сам помогать пришёл, — Некрасов сунул нос в тесную кухню и счёл за благо остаться в коридоре. — Таскать, может, что-то надо?
— Пирожки, — решительно распорядилась Оля, протягивая ему блюдо. — Осторожно, тяжёлые!
— Есть в мире вещи и потяжелее, — изрёк Макс, взвешивая ношу на руках. — Например, бремя ответственности. Поберегись!