Испытательный срок

Резкий голос выдернул её из полусонного оцепенения. Пол под ногами больше не шатался; пахло чем-то кислым, а ещё свечным воском, дымом и разваренными капустными листьями. Очень хочется есть. Как она ухитрилась забыть о голоде?

— Ить ведьма, добрый господин, — заискивающе скрипел слышанный когда-то голос. — Сам глянь! Волоса вон не по-людски причёсаны, и одёжка не бабья. Коли велишь, я пасть-то ей развяжу — как заговорит, так за живот страшно!

— Не части, — отвечал ему другой, высокий и хрипловатый. — Вижу всё. Волк, а ну погляди да в закут. Как наместник явится, так сразу в дело.

Её грубо обшарили, вытащив из карманов всё содержимое, и пузырёк с укрепляющим в том числе. Попытались сорвать с шеи цепочку, но эта затея не задалась.

— Не сымается! — выругавшись, сообщил обыскивавший Иру тип. — Жжётся, стервь, что твоя кочерга!

— И не трожь, — велели ему. — Пущай вместе с девкой пропадает.

Её снова куда-то тащили. Здесь было больше голосов, больше запахов, таких же мерзотных, как и прежде, зато гулял хоть какой-то сквозняк. Кто-то снял наконец повязку с Ириных глаз. В том, что она увидела, с трудом привыкнув к скудному свету, смысла было немногим больше, чем в полной тьме. Длинное низкое строение, сложенное из нетёсаных брёвен, кишело людьми; кто-то в лохмотьях, кто-то в странноватой, но более-менее чистой одёжке, кто-то с заткнутым ртом, как сама Ира, — и все без исключения накрепко привязаны к протянутым через весь барак струганым жердинам на врытых в землю подпорках. Сквозь деревянную же решётку, прикрывавшую вход, задувал прохладный ветер и виднелся кусочек внешнего мира. Там, кажется, вечерело; посреди утоптанной площадки торчал столб, и у его подножия кто-то сидел. Прохожие, если взбредало в голову, бросали в него что-нибудь мерзкое или даже били, куда придётся; пленнику, кажется, было уже всё равно.

Здесь в ходу были и другие наказания. Минула ночь, в которую Ира не заснула бы, даже если бы хотела, а наутро двое крепких молодчиков выволокли на свет кого-то из провинившихся. Несчастный выл, плакал и умолял о пощаде. Пока один тюремщик придерживал пленника за плечи, второй под гогот собравшейся толпы с размаху отрезал наказанному короткую жидкую косицу, швырнул её в пыль и принялся ножом сбривать ему бороду. Пленник отчаянно кричал. На сухую землю капала кровь.

Его отпустили живым, но он долго ещё стоял на коленях в пыли, сотрясаясь от рыданий. Потом кто-то из надзирателей прогнал его прочь. Хорошо было бы поменяться с ним местами. Волосы за свободу — смешная цена…

Другие пленники, что мужчины, что женщины, сторонились Иры. Тюремщики почему-то тоже. Это не было ни хорошо, ни плохо; всё равно так же безжалостно стягивала запястья верёвка и так же равнодушно глодал изнутри неотступный холод. Здесь кормили, и иногда даже хотелось задремать, пристроившись у торчащей из земли жердины. Порой, успокаивая себя, Ира кое-как цепляла связанными руками висящую на шее цепочку и гладила едва тёплый камешек; само собой, безрезультатно. Собственная неожиданная стойкость мучила её. Если хоть ненадолго потерять сознание, можно передохнуть от творящегося вокруг сумасшествия. Может, там, за гранью яви и сна, поджидает простой и понятный кошмар: безликие коридоры, или бесконечная лесная чаща, или просто кромешная тьма… Зачем-то Ира продолжала бодрствовать — или попросту не могла уже заставить себя уснуть. Наверное, на неё не польстилась бы сейчас даже самая захудалая нежить.

Солнце закатилось и взошло снова. Незваные гости явились в разгар жаркого дня. У столба кого-то били плетьми под довольный рокот толпы. Визитёры равнодушно прошли мимо, в душную полутьму барака. Ира, кажется, знала их. Прибытие этих людей не сулило ничего хорошего.

— У меня таких — половина закута, — стрекотал тюремщик, обводя широким жестом свои владения. — Вон колдун сидит — страх просто, доброго человека до смерти заклял. Вон ещё баба, та половину деревни со свету сжила. Бери, добрый господин, сгодятся!

— Благодарствуй, Хорь, те мне не надобны, — звучным голосом ответил шедший с ним рядом седоватый мужчина. — Ты давай, как договорено было…

— Как повелишь, добрый господин.

Они подошли совсем близко; над собой Ира различила смутно знакомые лица. Седой придирчиво её оглядел, повернулся к спутникам.

— Ну, что скажешь? Она?

— Она, — бесцветный голос тронул в душе какой-то неясный страх; Ира не сумела вспомнить, какой именно. — Дай-ка проверю…

Липкие пальцы цапнули её за горло, и холод навалился на Иру ледяной глыбой. Седой пинком отшвырнул паразита прочь.

— Убить хочешь, пёсий выродок?

— Убедиться, — прохрипел паразит, поднимаясь на ноги. Он держался нетвёрдо, пошатываясь, будто пьяный. — Она это. Точно тебе говорю.

Седой кивнул. Глухо звякнул металл — должно быть, монеты. Тюремщик развязал мешочек, вытряхнул золото на ладонь; и гости, и пленница перестали его интересовать.

— Забирай, Митар, — велел седой второму своему подручному, высокому, светловолосому. Тоже смутно знакомому.