Исследование Апокалипсиса

Однако для объяснения эволюции христианской веры отнюдь не столь важно установить, считал Швейцер, в какой мере еще сохраняется в тот или иной данный момент подлинно живое эсхатологическое ожидание. Элинизация веры в ниспосылаемое с Христом воскресение неизбежно начинается гораздо раньше заметных колебаний эсхатологической надежды. Вера в наступление царства мессии — дело чистого ожидания. Напротив, уверенность в воскресение, даруемая людям общностью с Христом, есть нечто такое, что можно вывести логически. Следовательно, с этого логически обоснованного постулирования указанной уверенности начинается работа умозрительного подкрепления христианской надежды. Если уверенность в воскресении логически обоснована, то тем самым подтверждено и сопричастие мессианскому царству, и вопрос здесь не в том, как долго эсхатологическое ожидание еще будет сохранять свое значение, а в том, как долго оно еще будет столь значимо, чтобы определить собой логику веры в воскресения на основе единения с Христом[59].

Эсхатологические ожидания Конца света и, стало быть, коренного преобразования всей природы и всего мира в христианстве тесно соседствуют с надеждой на индивидуальное воскресение из мертвых, гораздо более конкретное и вытекающее из веры воскресение из мертвых Иисуса. Всеобщее царство божие является как бы общим необходимым фоном и гарантией индивидуального воскресения. В древнем же иудаизме индивидуальная эсхатология, т. е. совокупность представлений о загробном существовании отдельной личности, вытесняется из области собственно религиозного интереса и сосредотачивается на национальной и даже универсальной эсхатологии. Собственно говоря, это представления о конечной судьбе Израиля как божьем народе и вообще всех людей, следовательно, торжества культа именно Яхве. Его сыном, можно сказать, выступает не какой-либо конкретный мессия, пусть даже и богочеловек, а народ Израиля.

Успех христианства можно объяснить, в частности, тем, что оно обещало индивидуальное воскресение человека. Крах же коммунистического учения можно объяснить также и тем, что оно провозглашало лишь грядущее всеобщее счастье, игнорируя конкретного человека, чего он ему не мог простить.

Таким образом, христианское предвидение будущего решает две наиважнейшие жизненные задачи:

1) обещание дарования всеобщего блаженства, а значит, коренным образом изменения этого несправедливого и жестокого мира, раз и навсегда осудив его;

2) обещание преодоления смертной природы человека и тем самым снижения изматывающего страха смерти, что само по себе играло исключительную, ни с чем не сравнимую роль.

Христианство всегда было эсхатологическим учением, благодаря в основном ему и пропаганде веры в жизнь после смерти оно стало захватывать все новые народы и в конце концов триумфально победило. Если эта религия хочет сохранить за собой существующие позиции, она должна оставить в неприкосновенности как свою эсхатологическую сердцевину, так и названную веру в жизнь за гробом. Думается, что именно эти два центра всего учения являются определяющими по отношению к другим важным составляющим, прежде всего к нравственности. Если в каком-то далеком будущем придет другая религия, она может рассчитывать на успех лишь при условии сохранения эсхатологических ожиданий и веры в посмертное существование, хотя формы, ритуалы и символы могут быть значительно изменены или стать совершенно другими. Все это вытекает из самой психологической природы человека, которая, будучи пронизана архетипическими стержнями, проявляет несокрушимую и совсем не удивительную устойчивость, оставаясь неизменной.

Мне возразят, что не все авторы традиционно относят к эсхатологии воскресение из мертвых отдельного человека, с чем не могу не согласиться. Однако вера в такое воскресение в сущности представляет собой самую важную часть человеческих ожиданий. Индивиду нужно не только и, главное, не столько всеобщее благоденствие в неопределенном будущем, сколько убежденность в возможности преодолеть свою тленную природу. Хотя при этом он и понимает, что загробное бытие для всех или даже только для избранных, возможно, и является непременным условием продолжения его конкретного посмертного существования. Поэтому я предлагаю в эсхатологических исследованиях особо выделять религиозные учения о воскресении отдельного человека.