Если проинвентаризировать популярность тех или иных теоретических ресурсов фамилистики в Европе, пролистывая учебники и словари по социологии семьи, то мы обнаружим по сути три теоретических направления: теорию индивидуализации, теорию структурно-функциональной дифференциации и теорию рационального выбора. Фактически эти теории не были разработаны в формате теории семьи, но они затрагивают феномен семьи. Основная идея теории индивидуализации (Н. Элиас, У. Бек и Э. Бек-Герншейм, З. Бауман, Ч. Тэйлор и Э. Гидденс) – автономизация семьи, поскольку процесс индивидуализации оказывается тесно связан с рефлексивной модернизацией, глобализацией, детрадиционализацией в смысле отказа от доминанты патриархальных ценностей. Индивидуализация обычно понимается как проблема для семьи: растущий индивидуализм заставляет индивидов жить в одиночестве, больше не связывать себя, отделяться быстрее, больше концентрироваться на своей индивидуальной работе, чем на семье. Теория структурно-функциональной дифференциации после классиков, и особенно Т. Парсонса и Н. Лумана, также оказала сильное влияние на теорию в социологии семьи, хотя и менее впечатляюще по сравнению с исследованиями индивидуализации. Структурно-функциональная дифференциация призвана объяснить механизм перехода от традиционного общества к обществу модерна и описывает возрастающую потребность в индивидуализации и самореализации. Так, Н. Смелзер концепту-ализирует структурную дифференциацию семьи в процессе ее упрощения, когда происходит переход от расширенной семьи к нуклеарной с ослаблением влияния и контроля со стороны старших родственников. Встречные проблемы раскоординирования брака и родительства как эффекта структурно-функциональной дифференциации осложняют понимание отношений между различными аспектами семьи – семьей, отношениями партнеров и родителей с детьми, близостью, неприкосновенностью частной жизни. Теория рационального выбора (Г. Беккер, Х. Лейбенштейн и др.), которая была задумана как теория действий, открытая для рассмотрения структурных ограничений, задается вопросами: Каким образом определенные ограничения мешают людям действовать рационально? Каковы непреднамеренные последствия действий? Однако критика этого подхода, основанного на рациональном выборе в соответствии с калькуляцией затрат и выгод, ставит под сомнение социологическую ценность этой теории, излишне рационализируя контекст семьи.
Хотя структурный функционализм парсонсовского образца по-прежнему упоминается как один из пяти или шести наиболее важных подходов во многих словарях и учебниках, он не играл ведущей роли в течение длительного времени. Тем не менее тезисы о том, что «семья», или фиксированная структура семьи, больше не существует и что имеется плюрализм семейных форм, по-прежнему ссылаются на классическую модель нуклеарной семьи. Вопрос о преимуществах семейного образа жизни и ценностей не исчез из повестки, сюжет о функциях семьи не устарел, но показал в дискуссиях резко усеченный их объем. Но то, что было утрачено с концептуальным забвением подхода Т. Парсона, – это связь трех уровней: макроструктуры (культура, экономика, общество), семьи как системы взаимодействия и структуры личности. И в современных дискуссиях о роли теории в социологии семьи есть явная ностальгия по этому утраченному масштабу теоретизирования. Очевидно, что и другой теоретический ресурс – символический интеракционизм – также влиятелен сегодня, поскольку социологию интимности и теорию привязанности, социальную психологию брака, хотя и критически, включают сегодня в социологию семьи. Но сокращение феномена семьи до формата личных отношений или форм взаимодействия было бы концептуально неадекватным для социологии.
Наконец, нет никаких сомнений в том, что феминизм и гендерные исследования послужили важными импульсами для теории семьи. Но их теоретический интерес большей частью не был направлен на семью, а иногда и радикально против нее, в целом феминистские исследования семьи относительно редки. Их главный фокус – критика патриархата и пересборка гендерных конструкций на иных эмансипаторных основаниях. Сюжет гендерного разделения труда теперь концептуально обсуждается не в рамках критики патриархата, а с помощью категорий равенства и партнерства, хотя это и не объясняет происхождение гендерной ассиметрии в деятельности домохозяйств.