Истина Платона

Бой то нарастал, то стрельба вообще прекращалась. Кишлак был относительно большой и по его узким улочкам, похожим на лабиринты, охотясь друг за другом, бегали солдаты двух враждующих армий. Очевидно было то, что вошедшая в кишлак пехота под прикрытием с воздуха и артиллерии БМП постепенно теснила душманов к западной окраине. Моджахеды наверняка знали, что впереди их ждёт засада, но это была дорога в горы. А горы для многих спасение. Пробовать идти другой дорогой, а значит, попасть под огонь пушек и пулемётов нашей брони, было вообще самоубийством.

Раздался ещё один взрыв и тут же второй… Взрыв снаряда РПГ и подрыв боезапаса БМП! Опять сработали из ручного противотанкового гранатомёта по нашей боевой машине пехоты. Техника долго искала широкую улицу для того, чтобы можно было огнём, бронёй и гусеницами поддержать наших ребят. Нашли одну. Первая машина смогла дойти только до середины кишлака. А дальше всё… Пробка!

— Аллах Акбар! — десятки мужских голосов подхватили и понесли радостное восхваление по узким улочкам кишлака.

— Аллах Акбар! — как эхо, заголосили женские и детские голоса под крышами глиняных домишек.

Как только последний луч солнца исчез за заснеженным горным хребтом, из-за высокого дувала предпоследнего дома на дорогу выехали сразу три джипа — пикапа с установленными в кузовах крупнокалиберными пулемётами ДШК. Это было сюрпризом для всех. Видно, очень хорошо были замаскированы. Стрелять начали сразу, так как по дальности стрельбы и огневой мощи они превосходили всё, что было у Зверя на тот момент. На большой скорости джипы, утюжа наши позиции из ДШК осколочно-зажигательными и бронебойными патронами, мчались на прорыв. Закопаться поглубже время у Зверя было. Это сейчас и спасало. Оставалось ждать, когда цели продвинутся на убойную дистанцию.

Выручили «зимние пташки». Два «снегиря» просто свалились им на голову. Близко не подлетали, всё-таки ДШК — оружие очень серьёзное. Но по одному залпу НУРСов было достаточно, чтобы «разбрызгать» на фрагменты один джип, а два других неожиданно для себя налетели на кинжальный огонь шести ручных пулемётов ПКМ. Произвело ли это какое-то действие на моджахедов? Думаю, произвело. Они решили атаковать ближе к ночи.

Так и произошло. Первая волна наступающих попробовала накатить после 22–00. Обнаружили их быстро. С трёх точек были запущены осветительные ракеты. «Люстры» зависли над группами наступающих. Скрыться было некуда. Это не было паникой. Скорее всего, это была истерика попавших в смертельную ловушку людей. Духи не успевали поднять руки и показать, что всё! Они сдаются! Огонь был очень плотным. Огневые точки были расставлены Зверем очень грамотно. Как только гасла одна осветительная ракета, загоралась другая. Минут 7–10 не смолкали шесть ручных пулемётов и около тридцати пяти стволов АКС с нашей стороны. Только красная ракета Зверя прекратила это безумие.

С раннего утра переводчики с разных расстояний, разной силы голосами, от теноров до басов, кричали в сторону кишлака практически одни и те же фразы:

— Правоверные, сдавайтесь! Выходите с белыми тряпками без оружия! Спасите своих стариков, женщин и детей! Всем гарантируется жизнь и прощение!

Ближе к обеду вышли четыре моджахеда с белой тряпкой на черенке от мотыги. Не успели они пройти и ста метров, как из-за дувала прогремел выстрел. Один из парламентёров упал. Через пять секунд прозвучал ещё один выстрел. Видно, грохнули того, кто стрелял в первый раз. Переговоры вёл полковник Сомов и какой-то майор из политотдела. Договаривались недолго. Что такое ультиматум, знали все. Через час наши контролировали уже весь кишлак.

Обо всём этом я узнал позже. А пока… А пока в бессознательном состоянии, я и ещё шестеро таких же «300-х» и один «200-й» летели на базу. Вёз нас легендарный «Снегирь» — Михалыч. Говорят, он пару раз передавал управление штурману и выходил к нам. Садился возле меня, молча сопел, прислушиваясь к моему бреду, потом давал попить и, качая своей седой головой, уходил в кабину. Михалыч, он у нас такой!

А дальше было…

Очнулся я уже «дома», в санчасти базы. И первое лицо, которое мне искренне улыбнулось, было Верочкино — медсестры хирургического отделения. Наверное, это всё-таки к добру. Правда, голос её…

— Михал Саныч! — громко закричала она в открытую дверь палаты. — Сан Василич с нами!

По коридору громко протопали две пары ног и в проёме двери появились две фигуры в белых халатах. Один из них был заведующим хирургическим отделением, военврач со смешной фамилией Перетрухин, а второй — косоглазый санитар. Я вдруг вспомнил по рассказам Верочки, что многие путали его с доктором и обращались к нему: «Товарищ доктор». Этот нахал мог стырить у врача стетоскоп, повесить себе на шею и бродить по коридорам других отделений, где его мало знали. Он никого не разубеждал и мог ответить на любые вопросы, касающиеся медицины. Талантливый был врун. Настоящий доктор присел на край кровати, посветил чем-то в глаза, пощупал пульс и облегчённо вздохнул. Говорить не хотелось, поэтому я кивнул головой, мол: «Чего?»