Истина существует. Жизнь Андрея Зализняка в рассказах ее участников

Это был первый курс, конец. В общем, со второго семестра. Или мы уже сдавали зимнюю сессию вместе? Я не помню. Во всяком случае, на зимние каникулы я уже была в одной группе с Зализняком и мы вместе с ним…

Е.В. Падучева, май 1953 г.

— А он наблюдал за этими попытками? Одобрял? Не одобрял?

— Абсолютно никак. Мы даже знакомы не были. То есть я была с ним знакома, а он со мной — нет.

И на зимние каникулы… Была там такая Анька Мартынова, у которой была дача. И вот она поехала на дачу, а мы должны были вдвоем приехать к ней, провести там какое-то время зимних каникул. А почему так получилось, что она позвала меня на дачу, это я до сих пор не объясняю, не имею объяснения.

А там я помню, что мы с этой Анькой очень существенно различались: Анька любила говорить, а я любила слушать, и это, в общем, как-то… решило дело.

Это, конечно, только начало было. Потом были латинские стихи, сонеты Шекспира… Общие увлечения. Стихи Гейне. Читали вместе. Это все-таки некоторое искусство: пропуск слогов, как попадать на нужные сильные места… Вместе готовились к экзаменам.

Потом были вместе в колхозе. Вместе в двух колхозах. У-у, один колхоз был совершенно замечательный, и, собственно, определил в очень существенной степени мою биографию и, в общем, можно сказать, и нашу, потому что это был колхоз, в который поехали мы с Андреем, Галка Федорцова — это моя подруга с русского отделения, Элка Венгерова, переводчица, она переводила «Парфюмера» Зюскинда, и Мельчук. Компания была очень хорошая.

Едем мы в автобусе, значит. Это в Красновидове колхоз. Сошли с электрички, едем на автобусе по своим деревням — добираться должны были своим ходом — и выясняется, что в этом же автобусе в другую деревню едут математики. И Мельчук тут же знакомится с этими математиками. Выясняет, из какой они деревни, завязывает разговор, в общем, поступает, как Мельчуку свойственно. Поэтому после работы Андрей закладывается в палатку спать, а Мельчук и три девицы (я, Галка и Элка) отправляются за пять километров к математикам петь песни.

И там мы пели песни, и все прочее, и оттуда пошла наша дружба с математиками. Тихомиров там был, там был Ленечка Волевич [14], который умер, к сожалению. Потом появилась и Никита Введенская [15]. Они все были с мехмата.

Но считалось, что у нас с Андреем связь чисто такая вот, научная. Так что на самом деле это большое удивление вызвало. Мы, правда, поженились уже после того, как кончили университет. После того как Андрей окончил университет с опозданием на год.

Владимир Михайлович Тихомиров вспоминает:

— Летом следующего, 1956 года я стал собираться в байдарочный поход по Пруту и Днестру. Как-то встретил Лену Падучеву. Разговорились. Рассказал о летних планах. Пригласил в поход. Подумав, она сказала: «А можно с мальчиком?» В голове пронеслось: «Лучше бы без мальчика», — но я сделал хорошую мину при плохой игре и сказал что-то вроде «с мальчиком так с мальчиком». Мальчиком оказался тот, шестой. Звали его Андрей.

В ту пору меня окружали замечательные люди из моего поколения, значение и величие которых я смог оценить только со временем. Это были люди, ставившие перед собой грандиозные задачи постижения устройства Вселенной и микромира, строения Земли и эволюции растительного и животного миров, строения и развития языка. Назову лишь математиков, лингвистов и филологов: Володя Алексеев [16], Дима Аносов [17], Володя Арнольд [18], Алик Березин [19], Толя Витушкин

[20], Миша Гаспаров [21], Роланд Добрушин [22], Кома Ивáнов [23], Миша Лидов [24], Юра Манин [25], Боб Минлос [26]

, Яша Синай [27], Володя Успенский, Людвиг Фаддеев [28]…

В этот же ряд встал и навсегда остался в нем мальчик, которого звали Андрей.

ААЗ и Владимир Тихомиров, байдарочный поход, 1956 год

От того похода сохранилось несколько фотографий. Одну я особенно люблю: мы с Андреем стоим посреди нашего совершенно порушенного байдарочного флота и смеемся. Кругом разбросаны разломанные деревянные стрингеры и лодочные резины — все в дырах.

А дело было вот в чем. Мы жили в великие туристические времена. Был университетский турклуб, был и московский туристический клуб. При этом надо было утверждать там и сям наши походы, выпрашивать снаряжение, выверять маршруты. Мы наметили поход по Пруту и Днестру. Когда наш поход утверждали, начальство нас очень зауважало: мы оказались первопроходцами, по Пруту до нас еще никто не ходил. Объяснение, казалось бы, напрашивалось: неподалеку располагался сам железный занавес. Но оказалось, что дело было не в нем, а в том, что реки Прут в том месте, где мы должны были стартовать, просто не существовало! Был ручеек, маленький мелкий ручеек. Но нам-то что: байдарки, чай, не свои, а казенные. И мы «проплыли», вернее, начали скрестись. Разбили и разодрали мы при этом свои лодки вдрызг и к Днестру привезли одни дребезги. Вот этот-то разбитый флот и увидал Андрей.