Источник судеб

— Корабль ожил, — откликнулась Ваная, — я чувствую, как там пробудилась злая сила.

Однако никто так и не появился на спине железного «кита», они беспрепятственно скользнули вдоль неподвижных весел и понеслись к «Дочери морей». Конану, сидевшему лицом к удаляющемуся железному кораблю, почудилось, что серебристо-белый корпус судна сияет ярче, чем прежде, но он счел это простой игрой света.

Поднявшись на борт диеры, Конан в сопровождении Бандероса, Сантидио и Ванаи взошел на капитанский мостик. Команда толпилась на палубе, стараясь прочесть в глазах капитана свой приговор.

— Я не стану вас обманывать, — сказал киммериец, — мы не сможем укрыться под защитой железных стен этого корабля: уж лучше познакомиться с морским царем, чем с его обитателями. Тайфун загнал нас в ловушку, он может обрушиться на «Дочь морей» в любой момент, а посему — молитесь своим богам, и пусть каждый позаботится о своем спасении.

Горестные вопли и проклятия были ему ответом.

— Это ты заманил нас сюда, паршивый пес! — выкрикнул матрос, считавший дельфинов потомками пиратов. — Принесем его в жертву морским богам, братья, может быть, они смилостивятся над нами!

Размахивая ятаганом, он бросился к мостику, с десяток сорвиголов последовали за ним. Бандерос разрядил арбалет, моряк рухнул под ноги бегущих, которые отхлынули назад, сбивая друг друга.

— Чем попусту махать саблями, отправляйтесь лучше в трюм, — посоветовал Конан приунывшим бандитам, — сундук с казной и наиболее ценный груз обвязан пробковым деревом. Пусть каждый возьмет по куску, и тогда, может быть, встреча с морским царем не будет столь уж неизбежной.

Шумя и толкаясь, головорезы кинулись к люкам, словно утопающие за соломинку хватаясь за призрачную надежду.

— Все равно всем не хватит, — проворчал Бандерос, — да и кого спасала какая-то пробка? Лучше б молились…

— Смотрите! — воскликнула вдруг Ваная, указывая за спины мужчин.

Конан, Сантидио и Бандерос разом обернулись. Весла железного корабля взлетели вверх и снова опустились, вспенив воду. Серебристо-белый корпус задрожал, и судно двинулось вперед, стремительно набирая ход.

— Идет прямо на нас! — воскликнул Сантидио.

— К веслам, собаки! — заорал Бандерос в жестяной раструб. Он перепрыгнул через перила носовой каюты и принялся судорожно крутить рукоять кабестана, выбирая якорь. Его команды никто не слышал: люди отчаянно дрались в трюме за куски пробкового дерева. Только рыжая шевелюра Отгара мелькнула на юте, да катался по палубе, воя от страха, бывший корда веки и сутенер…

— Все равно не успеть, — помертвевшим голосом сказал Сантидио, — смотрите, что творится за кормой.

Конан увидел стремительно приближающуюся черную стену тайфуна: словно дождавшись, когда оживет железный корабль, смертельный вихрь надвигался теперь с той же скоростью, что и сверкающее металлическим корпусом судно, блеск которого становился все ярче и вскоре превратился в серебристое сияние, пронизанное кипением желтых искр. И все же киммерийцу показалось, что сквозь эти сполохи, сквозь толстое стекло лобового окна он разглядел лица мертвых хозяев несущегося на них исполина…

Сантидио рыдал у него на плече.

— Прости, — с трудом выговорил он сквозь душившие его слезы, — это я виноват… Проклятое любопытство: я повернул какие-то ручки там, в рубке, и оживил демонов преисподней…

— Нет, — отвечал Конан, одной рукой обнимая его за плечи, другой прижимая к себе Ванаю, — они живут на земле, в железном замке возле острова Фалль, куда, подозреваю, мы так и не доберемся… Это фоморы…

Серебристое сияние, бегущее впереди огромного корабля и черная стена урагана сошлись над «Дочерью морей». Раздался оглушительный треск и наступила тьма.

Глава 24

НОЖ ДИВИАТРИКСА

Сначала тьма была вездесущей, потом что-то родилось в ней, и он узрел гигантское кольцо, объемлющее Мир, и кольцо это пульсировало, то сжимаясь, то разжимаясь. Он понял, что оно живое: это был исполинский змей, проглотивший собственный хвост. Внутри кольца вспыхивали и гасли мириады искр, к которым он несся с умопомрачительной скоростью.

С полным равнодушием он помыслил, что его вот-вот поглотит бездна, но под ним вдруг оказалась необъятная равнина, испещренная впадинами и холмами. Он проносился над ней, и чем дольше длился полет, тем более отчетливо он понимал, что летит над огромным ликом: то, что он принимал за горы, были уста, равнины — щеки, огромный утес оказался носом гиганта, а чистые голубые моря — очами. И понял летящий, что сам он — лишь дыхание неведомого светлого бога…

Потом лик стал удаляться и превратился в яркую звезду, сияющую на вершине огромного древа, чьи ветви пронзали мрак мироздания, корни терялись в его глубинах, а ствол был обвит гигантским змеем. Летящий оказался на одной из верхних ветвей, столь обширной, что на ней с легкостью уместились бы все земли, в которых ему довелось побывать. Посреди, словно побег этой огромной ветви, рос куст, пылавший ярким огнем. Дух летящего вошел в этот куст и слился с его горящей холодным пламенем кроной.