Характерный для античных источников интерес к реальностям окружающих стран привел к тому, что сведения о древних странах Юго-Восточной Азии попали в достаточно распространенные труды, которые дошли до нашего времени (сочинения Страбона, Помпония Мелы, автора «Перипла Эритрейского моря» и др.). И это при значительно меньшем объеме контактов по сравнению со странами Индии. Но к сожалению, эта информация весьма односторонняя. В рамках сложившейся традиции географических описаний дальних стран почти не было места для экономических и культурно-политических реалий. Географические точки, пути, названия, немного чудес (для совсем уже отдаленных районов), кое-что о торговле — вот все, что узнаем мы об этих странах. И это при высочайшей точности географических представлений, точности контуров побережья и расстояния (естественно, с известными искажениями, но с большей точностью, чем, например, в начале XVI в.), в основе которой лежало хорошее знакомство с этими районами европейских мореплавателей. Об этом же говорят сведения о посольствах в эти районы, находки римских изделий и др. Но дошедшие до нас упоминания содержатся в научных трудах со всеми вытекающими отсюда ограничениями на использование имеющегося материала. Нам известна лишь верхушка огромного айсберга сведений древних авторов о Юго-Восточной Азии. И вряд ли нам суждено узнать что-то большее.
Значительную часть имеющейся информации содержат древнекитайские источники. Их авторам присущ интерес к реалиям в самых различных сферах. Описаний чудес (кроме ранних описаний типа «Каталог гор и морей») мало, детальность описаний порой очень высока. Но в данной историко-культурной традиции исследователь сталкивается с другой особенностью внешних источников по сравнению с уже перечисленными — сменой интереса к одним сторонам жизни описываемых обществ интересом к другим ее сторонам. Это «беда» всех внешних источников описательного характера — односторонность и произвольность выбора аспекта преимущественного описания, «пульсация интереса» к данной стране. К этому необходимо добавить и искажения, имеющие пространственные причины, т.е. связанные с недостаточной информированностью о далеких странах и с падением степени информированности по мере удаления (это приводит к умалению значения и мощи далеких государств по сравнению с более слабыми, но близкими). Надо учитывать и искажения, имеющие концептуальные [377] причины (враждебность к данному государству, уважение или неуважение по отношению к его культурным достижениям и т.п.). Все эти виды искажений особо важно учитывать в случаях, когда отсутствие своей подробной хроникальной или родственной ей традиции делает внешние источники основными, как это имеет место для северо-восточной части древней Юго-Восточной Азии.
В первой половине I тысячелетия до н.э. китайские источники кратки и содержат лишь описание политической истории. Эти описания даны в одинаковой форме и для древнекитайских государств, и для их соседей на юге — государств «прото-Юго-Восточной Азии». Рассмотрение древнекитайского общества как центра, а всего остального — как варварской периферии еще только складывается, и концептуальные аберрации минимальны для китайской исторической традиции этого времени, тогда как пространственные — о сильных и больших, но далеко расположенных государствах — велики. Описаний стран нет, есть лишь история, причем в основном наиболее близких к землям древних китайцев государств.