Истоки (Книга 1)

Юрий и Савва зашли на шихтовый двор. Взгляды их остановились на броневых плитах: лежали они в куче железного лома. Одна разворочена лобовым ударом снаряда. Савва с недоумением и растерянностью глядел на ее рваную сквозную рану. На другой была вмятина, но плита почти уцелела, только маленьким глазком зияла дырочка. Юрий подошел к плите, внимательно осмотрел и ласково провел ладонью по ее холодной поверхности.

Подошел юркий начальник цеха в комбинезоне, из кармана которого торчали синие очки и платочек.

- Что же это такое, Михаил Михайлович? - сердито вполголоса заговорил Савва. - Не догадались, что ли, отправить в мартен эти безобразные показатели нашей деятельности? Язвы демонстрировать - чести мало. Не юродивые мы...

- Вот поэтому и не будем прорехи фиговым листком закрывать, - перебил его Юрий. - Пусть товарищ Солнцев казнится, глядючи на наши промахи. Авось поймет простую азбуку: сталь поважнее стадиона.

Тихон Солнцев в сопровождении Анатолия Иванова и главного инженера подошел к Крупновым.

Плотно сжав губы, выпятив раздвоенный подбородок, Савва пожал ему руку.

- Чем порадуем секретаря горкома, товарищ директор? - сказал Анатолий Иванов, поблескивая глазами из-под надвинутой на лоб фуражки.

Юрий с внутренней невеселой усмешкой наблюдал за ним: самоуверенные манеры привыкшего руководить, костюм военного образца, мягкие, на низком каблуке сапожки и эти усы под красиво очерченным носом - все вызывало в душе Юрия странное чувство неловкости. Прежде, пожалуй, он не обратил бы внимания на этот покровительственно-развязный тон Иванова, на тревогу Саввы, на инспекторски строгий вид Солнцева, но после того, как увидал он утром лес и как в душе его что-то повернулось, все вызывало в нем удивление. И больше всего он удивлялся самому себе, стыдился за себя перед рабочими: зачем он стоит с праздным видом экскурсанта в то время, когда кругом кипит работа.

- Может быть, полезнее огорчить Тихона Тарасовича? - сказал Юрий.

Савва покосился на пробитые плиты, пробурчал хмуро:

- Правильно, нечем пока радовать, Тихон Тарасович.

- Не прибедняйся, покажи вашего красавца-богатыря! - бодро сказал Солнцев, щурясь на мартеновские трубы, над которыми, как бы затухая, подымался дымок.

- Правда, плохо мы работаем, Тихон Тарасович, говоря в порядке самокритики, плохо! - сказал Иванов, оттесняя главного инженера. - Все еще раскачиваемся...

- Рановато тебе, Толя, судить о работе завода, - сказал Солнцев.

Он с любопытством наблюдал, как машинист подъемного крана брал магнитом чугунные слитки с платформы и грузил на вагонетки.

- Может быть, пройдем в кузнечный цех? - спросил инженер.

Савва встретился с ним глазами и в одну секунду, как в зеркале, увидел себя в этом взгляде: главный инженер также норовил скрыть прореху. И Савве стало стыдно и гадко за свое малодушие.

- Да вот с этих разнесчастных плит и начнем знакомство с заводом! сказал он с какой-то странной решимостью, будто признавался в постыдной, измучившей его тайне, от которой нужно было сейчас же избавиться.

- А что это такое? - спросил Солнцев, удивленный не плитами, на которые он не обратил внимания, а тоном директора.

Савва объяснил: пробоины в плитах, наверное, потому, что недоложили никеля или хрома или остудили сталь на сквозняке, не вовремя спрятав ее в томильные колодцы.

- Все это оттого, Савва Степанович, что не хватает закалки... тебе и Юрию, - сказал Солнцев.

Он нахмурился, пнул ботинком плиту и спросил строго:

- Чья работа?

Молодой статный артиллерийский лейтенант решил, что спрашивают его.

- Товарищ Солнцев, это я сам всадил в нее два снаряда! - радостно отрапортовал он.

Юрий дружески взглянул на простого, милого своей непосредственностью артиллериста и, желая вывести его из неловкого положения, кивнул:

- Хорошо проверяешь стиль нашей работы! Но беда невелика, научимся и броневую сталь варить.

Солнцев хранил спокойное, мудрое молчание.

- Ну, хорошо, хорошо. Пойдемте все-таки к рабочему классу. Плиты плитами, а людей забывать нельзя, - сказал он назидательно.

Открылась длинная улица огнедышащих, гудящих печей под высоким железным перекрытием. В конце этой улицы полыхало огромное зарево, грозный и тяжелый доносился оттуда шум: сливали в ковш готовую сталь. Над головой ползали по блокам загрузочные машины, к печам подбегали худощавые проворные люди, кидали в отверстия насадочные материалы.

Сталевары у седьмой печи так были увлечены работой, что не замечали гостей. Пламя вырывалось из-под заслонок, отсветы его плясали по железной площадке, окрашивая потные лица в яркий оранжевый цвет. Шум огня, грохот машин, запах газов, плотный голубоватый смрад, рассекаемый тугим ветром мощных вентиляторов, потные, размеренно-проворно снующие люди - все это и создавало ту особенную атмосферу горячих цехов, которая действует даже на привычных людей необыкновенно сильно, вызывая чувство преклонения перед теми, кто распоряжается этим морем огня и кипящего металла.

- Варку ведет сам обер-мастер Денис Степанович, - подчеркнуто сказал инженер. - А вон тот, верткий, - узнаете, Тихон Тарасович, своего Рэма?