Истоки (Книга 1)

С утра и до ночи ходил он по цехам и отделам огромного комбината или вызывал работников в свой кабинет, накачивал, грозил, высмеивал, держал в напряжении весь командный состав. Иногда сам распоряжался насадкой, кричал на машинистов. Командиры производства сконфуженно топтались тут же, отвечали невпопад, как это бывает со старшинами и сержантами, когда рассерженный начальник начинает сам командовать их подразделениями...

Иногда он засыпал на диване не раздеваясь, как бы готовый в любой час ночи встать и пойти, куда прикажут. К утру гора окурков заваливала пепельницу на стуле... Очень тяжело становилось временами Савве Крупнову.

"Нас не интересуют твои психологические переживания, соблаговоли заниматься делом!" - энергично приказывал Савва себе, как приказывал он и другим, горячо веря во всемогущество таких приказов. Но сейчас этот аскетический окрик не выводил его из состояния моральной несобранности.

Все это утро он сидел на скрипучей табуретке, ел круто посыпанный солью хлеб, запивая холодной водой, когда в пустом коридоре гулко раздался голос:

- Дома есть кто?

В дверях стоял Юрий в полотняном костюме, в кепке. Глаза смотрели устало, грустновато.

- Экая пустыня в доме-то! Не боитесь! - Он прошел по пустым комнатам, нахмурился, в то время как твердые губы складывались в озорную улыбку. Один живот, один переживает? Товарищ Солнцев не помогает? А помните, как хвалил он вас, когда ехали вы в Москву поднимать работу наркомата на принципиальную высоту?

Густая кровь хлынула к лицу Саввы, затопив рыжие веснушки на щеках.

- Сработаемся с Тихоном и с Ивановым сработаемся! - И Савва в надежде смутить Юрия перечислял, загибая пальцы на левой руке, замечательные качества Солнцева и Иванова, которых, по его мнению, не было у племянника: - Сговорчивые, камней за пазухой не носят, не мешают. А? Что скажешь? Молчишь, черт рыжий?

- Думаю, кому из мастеров заказать отлить золотые рамы, чтобы поставить в них иконы новоявленных святых Тихона и Анатолия.

- Смеяться будем потом, Юрас.

- А плакать не придется?

- Погоди ворчать. Сейчас чайку согрею, - сказал Савва.

- Чаю не надо. Давайте хлеба, соли и воды.

- Ешь. Чем богат, тем и рад.

- Пустяковое самоутешение, Савва Степанович. Да... Но не слишком ли мы долго переживаем? Не хлебнули настоящего горя.

- А ты в душу мою глядел?

- А как же! Глядел... когда артиллеристы-молодцы прямой наводкой сокрушали наши броневые плиты. Под орех разделали! Хорошо, что за плитами-то не было людей. Нас с вами, Савва Степанович. А ведь за броней будут сидеть танкисты. И стрелять-то в танки будут враги. Душа! Душа-то дело, мастерство. А вы мне про душу, будто и впрямь потемки она у вас, за железными ставнями, как окна у бакалейщика.

Юрий отвернулся к окну. Пальцы рук, сцепленные за спиной, хрустнув, побелели. Затылок напряженно задрожал. Савва шагнул к нему, мягко опустил тяжелую руку на его плечо.

- А что, племяш, другой товарищ не скушает раньше тебя свадебный рыбник-то твой?

Юрий ответил не сразу:

- В таком случае я пожелаю ему подавиться костью. - Он повернулся к Савве лицом, сжал его руки, как тисками.

И через минуту по-прежнему заговорил с веселой интонацией:

- Гложете сухую корку, на тюфячке спите, бедствуете без жены. Мол, я, Савва, все перенесу ради человечества... А была бы у меня жена, дети... я никогда не расставался бы без крайней нужды... Да не успею завести семьи. Жестокая ждет нас война. И стыдно... за себя стыдно! - И опять с шуткой закончил, глядя на бритую голову дяди: - Ну, ясно, кудрявый, что я хотел сказать, с чем пришел?

- Парень ты... в общем, лучше чувствую себя, когда потрусь сердцем о твое сердце...

- А насчет души, дядя Савва, так и подмывает меня пооткровенничать с вами. Вы меня поймете, потому чту относитесь ко мне без поблажек. Стал я злее, грубее, нетерпимее в общем, куда хуже, чем был лет пять назад. И в семье нашей уже нет той сердечности, какая была раньше. Уж не отразились ли на нас своей обратной стороной события...

- Не будем забираться в дебри психологии, Юра! Все мы начинали утрачивать чувство доверия, заражаться подозрительностью, но... вовремя ЦК поправил.

О, как сложно и противоречиво время! Не выпрыгнешь из него. Современники судят о себе субъективно, во всем объеме истину увидят наши дети.

- И еще, Савва Степанович, не хватает мне мужества любить людей постоянно, без рывков, прощать им то, что они не такие, как я. Не вообще людей, а конкретных, живых. Временами невыразимо хорошо на душе, потому что человек красив. А иной раз стыдно смотреть на него, ну вот вроде нашего управляющего трестом. На черта ему такая большая дача?

На столе задребезжал телефон. Савва покосился на него, но руки не протянул. Трубку взял Юрий. Иванов сообщал, что на завод приезжает сам товарищ Солнцев.