Истоки русской души. Обретение веры. X–XVII вв.

О жизни старца Филофея нам практически ничего не известно, кроме того, что его именем подписано несколько Посланий — государям Василию III Ивановичу и Ивану IV Васильевичу, а также дьяку М. Г. Мисюрю Мунехину. Современные исследования показали, что перу старца Филофея, бесспорно, принадлежит лишь «Послание М. Г. Мисюрю Мунехину», написанное в 1523–1524 гг. Послание великому князю Василию III написано позже (до 1526 г.) и, возможно, другим автором. В еще более поздних рукописях имя Василия III в этом «Послании» иногда заменяли именем его сына — Ивана IV Васильевича Грозного.

Третье сочинение, содержащее идею «Третьего Рима», получило название «Об обидах Церкви». Оно возникло в 30–40-е гг. XVI века и тоже скорее всего не принадлежит старцу Филофею. Автором этого сочинения считают анонимного продолжателя Филофея.

Все эти три сочинения — «Послания М. Г. Мисюрю Мунехину», великому князю Василию III, «Об обидах Церкви» — и составляют так называемый «Филофеев цикл»[71].

Вообще образ «Рима» — это очень популярный мистический символ в христианской литературе, как в западной, так и в восточной. На Западе Рим воспринимался в большей степени как художественная аллегория, а также как символ человеческого общежития, гражданского общества, гражданином которого стал Христос. На Востоке образ Рима трактовали более мистически, поэтому и границы этого образа не столь ясны. Рим — это и царство последних дней перед Вторым пришествием, Святое Царство Иисуса Христа и в то же время грешное царство, готовое к пришествию антихриста. Кроме того, Рим — это некий перемещающийся центр истинного христианства, продолжающий свое существование до самого конца истории. Поэтому образ «Рима» сближается с другими образами-наименованиями мистического мирового хранилища христианства — «Иерусалим», «Царьград», «Новый град Константина».

Так в Послании М. Г. Мисюрю Мунехину (другое название — «Послание о неблагоприятных днях и часах») и возникает знаменитая формула: «Яко вся христианская царства приидоша в конець и снидошася во едино царьство нашего государя, по пророчьским книгам то есть Ромеиское царство. Два убо Рима падоша, а третии стоит, а четвертому не быти» («Все христианские царства пришли к концу и сошлись в едином царстве нашего государя, согласно пророческим книгам, это и есть римское царство: ибо два Рима пали, а третий стоит, а четвертому не бывать»)

[72].

Интересно, что, в отличие от библейских пророчеств, старец Филофей впервые вводит понятие «Третьего Рима» именно как последнего царства. Более того, он настаивает на том, что четвертого царства уже не будет никогда, ибо именно в России «сошлись в одно» («снидошася во едино») все христианские царства. Следовательно, судьбы всех потерявших независимость православных царств оказались сконцентрированными, соединенными не просто в России, а в той России, к которой перешли все качества «несокрушимого» «Ромейского царства».

В религиозно-политическом смысле

на Московскую Русь возлагается величайшая историческая ответственность — она должна быть теперь единственным защитником православия от военно-политического и религиозного натиска и с Запада, и с Востока. Но еще большую ответственность несет Московское государство в религиозно-мистическом смысле: Россия — это единственное в мире христианское царство, которое «удерживает» приход антихриста и является залогом вечности христианства. И недаром старец Филофей не связывает идею «Третьего Рима» только с Москвой, как это произошло позднее («Москва — Третий Рим»). «Третий Рим» — это и все Русское царство, и Русская Церковь, наследница единой апостольской Церкви первых восьми веков ее существования.

Старец Филофей выражает надежду, что «Третий Рим» и в самом деле продлится вечно, ведь Господь «долго терпит» и только он определяет сроки Второго пришествия. Поэтому в эсхатологических представлениях Филофея наиболее важным видится не «идея конца мира», а идея «вечного пути» — пути покаяния и молитвы, подвижничества и исполнения нравственных заповедей.