Историческая культура императорской России. Формирование представлений о прошлом

Это сочинение было хорошо известно А.И. Тургеневу, который неоднократно перечитывал его, обращаясь к событиям французской революции как во время своего пребывания во Франции (что делало это особенно актуальным), так и во время посещения Карлсбада и Дрездена, обсуждая прочитанное с братом С.И. Тургеневым и В.А. Жуковским[735]. Подтверждение этому находим в дневниковой записи А.И. Тургенева от 30/18 сентября 1826 года: «Читаем Mignet “Histoire de la Revolution française” и вместе с сим заглядываем и в биографию генерала Фуа и в речи его»[736]

. Отметим тот факт, что «История французской революции» Минье в декабре 1826 года была послана В.А. Жуковским из Дрездена П.А. Вяземскому с пожеланием написать статью для «Телеграфа»[737].

Тургеневу, напомним, учившемуся в Гёттингенском университете у Шлёцера, идеи постепенного и закономерного исторического развития были несомненно близки, что проявляется во многих его письмах и публицистике. Поэтому утверждение Минье о закономерном характере французской революции («когда реформа делается необходимостью и наступает минута ее осуществления, тогда ничто не может воспрепятствовать ей, и все обращается в ее пользу»[738]

) в целом согласуется с историческими взглядами самого А.И. Тургенева. Сравнивая историю французской и английской революций на основании изучения трудов Минье и Гизо, Тургенев запишет в своем дневнике: «Революции прибавили ходу, так сказать, ускорили дело веков…»[739].

Значение сочинений Минье подчеркивается и включением сообщения о нем в «Хронику русского» Тургенева, в его «Письма из Дрездена», напечатанные в «Московском телеграфе» в 1827 году:

Я на днях перечитывал Минье «Историю революции французской, от 1789 до 1814 года», в двух частях. В ней много обозрений, портретов, прекрасных, и есть страницы красноречивые. Например: о казни Лудовика ХVI и в нескольких строках верный портрет коронованного праведника и мученика.

Обратим, вслед за Тургеневым, внимание на характеристику Людовика ХVI, данную Минье:

Он, может быть, единственный государь, который, не имея никаких страстей, не имел и страсти к власти и который соединял оба качества, характеризующие хороших королей: страх Божий и любовь к народу. Он погиб жертвою страстей, которых не разделял, – страстей его двора, которые ему были чужды, и страстей толпы, которых он не раздражал. Не много королей, оставивших по себе такую добрую память. История скажет о нем, что, при большей твердости характера, он был бы королем, единственным в своем роде[740].

Идея добродетельного монарха, заботящегося о благе народа, занимала центральное место в политических воззрениях просветителей, и стала одной из главных надежд русского просвещенного общества в начале XIX века. Сила и слабость человека на троне, отношение к личности государя, олицетворявшего власть как таковую, – все это было для тогдашних русских интеллектуалов крайне важно, так как именно с государем связывались и будущие изменения в русском обществе. Тема «государь и народ» была одной из приоритетных в политическом дискурсе русского просвещенного общества, а отношение к монархии и республике во многом основывалось на историческом опыте, причем сами эти понятия усваивались с учетом античной истории и истории Франции.

Возвращаясь к сочинению Минье, заметим, что в дневниковой записи от 30/18 сентября 1826 года А.И. Тургенев не только комментирует взгляды историка, характеризуя его как «друга нового порядка вещей», склонного к стороне революционной в итоговой оценке событий, но и непосредственно приводит фразы из «Истории французской революции». Сам автор «Истории французской революции» был хорошо знаком Тургеневу, для которого европейская интеллектуальная среда была «своим» пространством. Тургенев совершенно свободно чувствовал себя в европейских странах, легко находил общий язык с разными представителями европейской интеллигенции. М.П. Погодин передает следующее впечатление о А.И. Тургеневе: