Историческая культура императорской России. Формирование представлений о прошлом

Порой авторы напрямую обращались к редакторам и ведущим сотрудникам изданий с просьбой о публикации своих текстов. Архивные фонды редакторов ведущих журналов содержат немало обращений провинциальных историков с просьбой «решить судьбу» их произведений. Стасюлевич, например, как свидетельствуют воспоминания Л. Слонимского, старался своевременно сообщать авторам о судьбе присланных ими рукописей и не задерживал больше месяца редакционное решение, каков бы ни был объем материала. Отрицательные ответы давались гораздо быстрее, и если автор не являлся лично, то ему посылали сообщение по почте, часто с приложением рукописи[871].

Посредническую функцию в общении между провинциальными авторами толстых журналов и их редакторами выполняли журфиксы, роль которых в «журнальном» быту достаточно подробно охарактеризована М. Мохначёвой[872]. Известная мемуаристка Эмилия Пименова так писала о журфиксах «Русского богатства»:

Если кто-нибудь из провинциальных писателей приезжал в Петербург, то непременно появлялся в который-нибудь из четвергов в «Русское богатство». Это был своего рода «литературный клуб», но, разумеется, не все были вхожи туда, и для этого надо было обладать определенной репутацией передового общественного или литературного деятеля и быть знакомым кому-нибудь из членов этого круга[873]

.

Некоторое представление об авторитете «Вестника Европы» среди провинциальных интеллектуалов дают поздравительные телеграммы в честь юбилеев журнала и его ведущих сотрудников. В большинстве такого рода текстов, изобилующих гиперболами и метафорами, журнал называется «светочем среди мрака провинциальной жизни» (Курск), а его лидеры «глашатаями добра и широкого простора в общественной деятельности» (Ирбит), «гуманными защитниками окраин» (Тифлис), «представителями той общественной программы, которая в течение целого ряда лет напоминала о роли интеллигенции в создании лучших форм русской жизни» (Омск)[874].

Дискурс о прошлом, адресованный «Вестником Европы» провинциальным читателям, по своей тематике, структуре, функциям был типичен и для других «идейных» журналов второй половины XIX века, вне зависимости от их мировоззренческой принадлежности. Отличались лишь его содержательные характеристики, контексты актуализации и ценностные интерпретации тех или иных образов прошлого. К примеру, редакция консервативного «Русского вестника» акцентировала внимание на роли провинциального дворянства и казачества в территориальном расширении империи, на вкладе духовенства в изучении провинциальной истории и этнографии, настаивала на необходимости изучения дворянских родословных (в том числе и провинциальных). Анализ содержания разножанровых публикаций «Русского вестника», «Русской мысли», «Русского богатства» подтвердил наблюдение О. Леонтьевой о том, что все соперничавшие проекты коллективной идентичности роднили друг с другом схожие цели обращения к историческому прошлому и общие способы его реконструкции. Их объединял интерес к одним и тем же историческим сюжетам, к одним и тем же «поворотным моментам» родной истории, игравшим ключевую роль в общенациональном историческом нарративе[875].

Особенности репрезентации прошлого русской провинции в исторических журналах

Следует также указать на зависимость журнального текста о прошлом «для провинции» и «о прошлом провинции» от типа толстого журнала; для этого можно выделить общее и особенное в освещении областной истории в общественно-политических и исторических ежемесячниках. Обратимся с этой целью к текстам отраслевого исторического ежемесячника «Исторический вестник».

Упомяну два основных критерия выбора данного издания: 1) в отличие от «Русского архива» и «Русской старины», специализировавшихся в основном на публикации источников, «Исторический вестник» являлся не узкоспециализированным изданием, а популярным журналом «для всех», кто любит историю, демонстрируя переход отраслевой периодики от «публикаторской» к научно-популярной; 2) журнал также выделялся ориентацией на широкую аудиторию, о чем свидетельствует динамичный рост численности подписчиков – с 2375 в 1880 году до 10 460 в 1904 году[876]. Для сравнения, максимальный тираж «Русской старины» в лучшие ее годы доходил до 7 тысяч экземпляров. Журнал был рассчитан на широкую читательскую аудиторию, включавшую наряду с профессиональными историками, археографами, этнографами также и обывателей, интересовавшихся исторической проблематикой.