Историческая наука и некоторые проблемы современности. Статьи и обсуждения

Казалось бы, против аргументации В.В. Чистякова – в состав ее органически входят подлинные высказывания Р. Люксембург – возразить что-либо трудно. И тем не менее согласиться с категоричностью выводов критика нельзя. В.В. Чистяков многое из написанного в брошюре о всеобщей забастовке не объяснил и даже обошел молчанием. Так, несомненно упростил он мысль Р. Люксембург об отделении политического руководства от практического. Между тем здесь не так уж все просто. «А это (политическое. – Г.А.) руководство, – сказано в той же брошюре десятью строками ниже выделенной В.В. Чистяковым цитаты, – до некоторого рода само собой переходит в техническое»[215]. «…И в революционные периоды, – говорится в другом месте, – массовые стачки не просто падают с неба. Они так или иначе должны делаться рабочими. При этом, конечно, играет роль решимость и решение рабочих и, разумеется, как инициатива, так и дальнейшее руководство выпадает здесь на долю организованного и наиболее сознательного социал-демократического ядра пролетариата»[216]. «Так, например, мы видели, что социал-демократия неоднократно с успехом давала непосредственный сигнал к массовой стачке в Баку, Варшаве, Лодзи и один раз в Петербурге»

[217]. Социал-демократы, отмечала Р. Люксембург в одной из своих речей, «так вышколили массы, что массы в одно мгновение бросают работу то в том, то в другом городе»[218]. Классовые акции подобного типа, заключила она, «проявляют всего больше партийной дисциплины, сознательного руководства и политической мысли»[219]

. С учетом этих высказываний можно внести некоторые поправки в традиционное объяснение взглядов Р. Люксембург на проблему стихийности. Но для этого нужен конкретный анализ ее взглядов: отдельно – применительно к России, отдельно – применительно к Германии, отдельно – применительно к более общей, концепционной постановке вопроса.

В отношении России мы видели, что Р. Люксембург принципиально не отрицала возможности практического руководства стачечной борьбой со стороны социал-демократов, вместе с тем ограничивая его рамками отдельных, хотя и довольно крупных, массовых выступлений пролетариата.

Что касается Германии, где еще не было революционной ситуации и где существовала явно выраженная тенденция оппортунизма – не дать возможному подъему массового движения выйти за рамки существующей организации, то здесь коренной вопрос идейного размежевания – революция или реформа – в свете опыта русской революции перерастал в вопрос: революционное применение новых средств массового действия, включающих непосредственный почин масс, развитие этих действий по «всей шкале» экономической и политической борьбы или реформистское «верхушечное» применение этих средств, ограничивающее и извращающее их смысл. Указывая, что стихийный, неорганизованный протест – составной элемент любого подлинно народного движения, Р. Люксембург критиковала оппортунистов за свойственное им представление, «будто массовая стачка не более как техническое орудие борьбы, применение которого может быть „постановлено“ или „запрещено“ по желанию, в зависимости от понимания и совести каждого»[220]. «В их глазах, – отмечала она, – это какой-то карманный нож, который „на всякий случай“ можно держать наготове закрытым у себя в кармане и который можно по желанию открыть и пустить в ход»

[221]. Для этого-де вполне достаточно одной лишь договоренности в келейном порядке между партийными и профсоюзными руководителями. Привлечение к делу широких масс оппортунисты считали нежелательным: ввиду возможной «огласки» «не следует прежде времени официально объявлять противнику, какой план действий в случае надобности будет против него принят»[222]. «Мог бы даже возникнуть вопрос, – писал тот же Р. Кальвер, – хорошо ли, что партия высказывается по такому вопросу (о всеобщей стачке. – Г.А.) на своем официальном съезде. Позволительно думать, что чисто литературного обсуждения этого вопроса также было бы достаточно для того, чтобы обратить внимание рабочих на это серьезное оружие в борьбе за эмансипацию»[223]

.

Речь шла, иными словами, о стачке, которую лишь в насмешку можно было назвать массовой и тем более всеобщей. Лучше других это показала Р. Люксембург, когда поставила перед участниками Мангеймского партейтага вопрос: «С каких же пор крупные исторические народные движения стали развиваться по пути тайных соглашений?»[224] «Детское представление о всеобщей стачке, – продолжала она свою мысль, – думать, что ее судьба зависит от постановлений, принятых в четырех стенах генеральной комиссии (профессиональных союзов. – Г.А.) совместно с правлением (СДПГ. – Г.А.)»[225].