Исторический материализм

Однако в нашей литературе мы не всегда имеем по этому вопросу ясность и чёткость. Так например т. Бухарин считает, что искусство «это есть систематизация чувств (курсив автора) в образах». «Понятна и непосредственная роль искусства как средства обобществления этих чувств, их передачи, их распространения в обществе». Поэтому т. Бухарин вполне соглашается с Толстым, что искусство есть средство эмоционального «заражения». В этом своём определении искусства т. Бухарин неправильно метафизически отрывает

чувства людей от их мыслей

и представлений, ибо не существует чувств, не связанных с определённым их идейным содержанием. Гётевский «Фауст» или «Война и мир» Толстого при их чтении вызывают в читателе определённые чувства, ибо сами они выражают их в образах. Но в то же время это глубоко идеологически насыщенные произведения, в которых проводятся определённые философские и политические взгляды, выражается своеобразное познание общественной жизни. И хотя Толстой считал, что искусство прежде всего заражает эмоционально, но его собственное творчество опровергает его же формулу, ибо его произведения не только заражали эмоционально, или вернее — в той лишь мере заражали эмоционально, в какой служили особой формой познания, в какой выражали определённые политические и философские взгляды. Понимание искусства как «систематизации чувств» по существу смыкается с буржуазным пониманием искусства, оно наруку ему, ибо буржуазия пытается представить искусство в виде особенного священного храма, далёкого от идеологии, политики, философии, классовой борьбы.

«Углублением» бухаринской теории искусства и литературы является теория Воронского о «непосредственном» видении мира художником. Самый характер буржуазного искусства опровергает эту точку зрения, ибо оно глубоко политично. Классовый характер буржуазной теории искусства и литературы в том и состоит, чтобы китайской стеной (конечно на словах) отгораживать

искусство от жизни, выдвигать лозунг: «Искусство для искусства», представлять его как область чистых возвышенных эмоций. В области литературных буржуазных теорий эта тенденция является выражением классового лицемерия буржуазии.

Развитие буржуазного искусства и литературы прекрасно подтверждает и иллюстрирует то, что искусство является своеобразным мышлением в образах. Искусство и литература восходящей революционной буржуазии глубоко насыщены идеями, они не отходят от действительности, от политических идей, но именно выражают их художественной кистью и словом. Этот действенно-идейный характер буржуазной литературы проявляется уже в периоде так называемого литературно-художественного «классицизма» в драматической литературе XVII в., представленный Корнелем, Расином и Мольером. В это время по содержанию буржуазная идеология начинает уже вытеснять феодальную, не создавая ещё своих собственных форм.

На смену классицизму и псевдоклассицизму приходит буржуазный романтизм XVIII и первой половины XIX вв. (Шиллер, Гёте, Байрон, Гюго), а затем реализм в литературе (Бальзак, Флобер, Золя, Диккенс). Здесь господство капитализма, рост мощи буржуазии, а вместе с тем и противоречий буржуазного общества, его пошлости, его позитивизма, его ползучий эмпиризм — находят своё наиболее живое всестороннее выражение. Несмотря на материалистическую тенденцию, величайшие реалисты буржуазии (Бальзак, Золя), оставались во власти традиционных метафизических методов мышления и восприятия действительности, оставались во власти поисков абстрактной истины, добра, зла и т. д., созерцательно-материалистического отношения к жизни, и если даже силой своего художественного таланта и гениальной проницательности они и выходили иногда за пределы подобного отношения к жизни, то этим вступали в противоречие сами с собою. Поэтому творчество наиболее гениальных представителей буржуазной литературы в наибольшей степени внутренне противоречиво.

Это наиболее характерное классовое свойство буржуазной литературы и искусства прекрасно вскрыто Энгельсом на примере творчества Гёте и Лениным на примере творчества Толстого.