Истории для девочек

– Тише, Запольская. И не стыдно тебе обижать новенькую, – вмешалась незаметно подошедшая Fräulein Геринг и тотчас же добавила, хлопнув в ладоши: – Schlafen, kinder, schlafen! (Спать, дети, спать!)

Вся ватага девочек направилась в спальню. В умывальной остались я и певунья Чикунина.

– Вы не обращайте внимания на них, у нас принято «травить новеньких»… Когда вы привыкнете, они отстанут…

– Я никогда не привыкну здесь, – с трудом сдерживая слезы, ответила я, – завтра же я попрошу папу взять меня отсюда и поместить в другой институт…

– И напрасно! – прервала меня Чикунина. – В другом институте повторится то же самое… Тут, по крайней мере, Maman – дуся, а там, в остальных, бог весть какая. Вот сестра мне пишет из N-ского института, чем их там кормят… ужас!..

– Ваша светлость, – неожиданно произнесла точно из-под земли выползшая Бельская, – Fräulein послала меня звать спать вашу светлость. Имею честь довести сие до сведения вашей светлости. – И она отвесила мне насмешливо-почтительный реверанс.

Я вспыхнула до корней волос.

– Это ничего, – успокаивала меня моя новая знакомая, – стерпите уж как-нибудь… а там они сами увидят свою глупость, сами придут к вам с повинной. И потом… Видите ли, у вас такой вид, будто вы куда лучше и выше всех нас… Вы титулованная, богатая девочка, генеральская дочка… а мы все проще… Это и без того все видят и знают. Не надо подчеркивать, знаете… Ах, да я не умею говорить!

– Нет, нет, напротив, говорите, пожалуйста, – поспешила я ее успокоить.

– Ну вот… они и злятся… а вы бы попроще с ними…

– Schlafen, Kinder, schlafen! – еще раз окликнула нас Fräulein.

Как только мы вошли в спальню, девушка-служанка уменьшила свет в газовых рожках и дортуар утонул в полумраке. Наступила тишина. Классная дама, тихо ступая, ходила по узким пространствам между рядами кроватей и, наконец, пожелав нам доброй ночи, исчезла за дверью своей комнаты, помещавшейся подле дортуара.

Лишь только затихли ее осторожные шаги, Бельская поднялась на локте со своей подушки и произнесла звонким шепотом на всю спальню:

– Тише, mesdam’очки, а то вы мешаете спать ее светлости, сиятельной княжне.

Девочки слабо фыркнули.

– Ее светлость княжна почивают, – тем же шепотом произнесла она снова.

– Оставь ты татарскую княжну, Белка, – подхватила со своего места рыженькая Запольская, – не мешай ей творить свой вечерний намаз. Когда я была в Мцхете…

«Она была в Мцхете! В Мцхете – древней столице родимой Грузии, в Мцхете, так близко расположенном от милого Гори, в самом сердце моей родины… Она была в Мцхете!..» – вихрем пронеслось в моей голове.

Не отдавая себе отчета в том, что делаю, я в один миг соскочила с постели, подбежала к кроватке Краснушки, взобралась на нее, как была, босая, в одной сорочке и, усевшись в ногах девочки, спрашивала дрожащим от радостного волнения голосом:

– Вы были в Мцхете?

Мне казалось теперь, что я давно знаю и люблю эту рыженькую воспитанницу, так бессердечно трунившую надо мною всего несколько минут тому назад. Ведь она была в Мцхете, она видела мою родину, мое бирюзовое небо, мои изумрудные долины и высокие горы, подернутые розоватым туманом, далекие горы с седыми вершинами!..

Краснушка не разделяла, казалось, моего восторга. Она как будто даже испугалась меня и, чтобы скрыть свое смущение, расхохоталась громко на весь дортуар не совсем, впрочем, естественным смехом.

– Mesdam’очки, светлейшая татарка рехнулась. Каррраул!

Дверь соседней комнаты широко распахнулась. На пороге появилась Fräulein Геринг.

– Wer schreit so? Bist du, Запольская? Schande! (Кто это так кричит? Это ты, Запольская? Это стыд!) Завтра ты будешь наказана.

Дверь захлопнулась снова… Краснокудрая девочка, пугливо юркнувшая под одеяло при появлении классной дамы, теперь снова высунула из-под него свою лисью головку и сердито проговорила мне:

– Все из-за вас… Убирайтесь, пожалуйста!

Я молча спрыгнула с ее постели и пошла к себе. Мне было стыдно и больно за то, что я не сумела скрыть моего порыва перед всеми этими злыми, безжалостными девчонками. Молча легла я в свою постель, зарылась в подушку с глазами, полными слез, и… тотчас же в моей памяти возникли дорогие картины: Гори… наш дом, окруженный благоухающим садом… тихо ропчущая Кура… Барбале… Хорошенькая Бэлла… бабушка… Брагим… Магома… папа… и, конечно, образ красавицы деды…

Глава II

Уроки. Травля. Последнее прости

Дребезжащий звонок разбудил меня.

Мигом вскочила я, забыв, почему и зачем я нахожусь здесь, почему бегают и смеются эти сердито-сонные девочки в потешных колпачках и ночных кофточках.

– Пора вставать, Джаваха, – пробегая мимо моей постели, шепнула мне моя вчерашняя собеседница Чикунина.

Я поспешила натянуть на ноги чулки, накинуть юбочку и побежала умываться.

В 8 часов к нам поднялась высокая, худая как жердь французская дама, m-lle Арно. Я подошла к ней по совету той же Чикуниной и присела.

– Bonjour, mademoiselle! – сухо произнесла она. – Надеюсь, вы скоро привыкнете к нашим порядкам и станете примерной ученицей.

Потом, зорко оглядывая класс, она спросила:

– Кто дежурная?