Истории Фирозша-Баг

Во всем виновата старая бай, которая умерла десять лет назад. Она вела хозяйство, пока ее сын не привел в дом жену, новую бай. Старая бай брала английские слова и переделывала их на парсийский лад. Кресло превращалось в иджичер, зеленая фасоль в ферач бич, ну а Жаклин стала Джакайли. Позже я узнала, что все старые парси так делали, как будто бы придумывали свой собственный язык.

Так что новая бай тоже начала звать меня Джакайли, а потом и дети подхватили. Теперь мне уж все равно. Если меня кто-нибудь спрашивает, как меня зовут, я говорю Джакайли. И все время разговариваю на парси-гуджарати вместо конкани, даже с другими айя. Иногда немножко говорю по-английски.

Так, я вам говорила, что дышала часто-часто, когда поднялась на второй этаж и остановилась перевести дух. И тут я заметила кого-то вроде как в белом одеянии. Как будто человек, но лица не видно, только очертания. «Кон хэ?»[46] – спросила я на хинди. Хотите верьте, хотите нет, но он исчез. Прямо как провалился! Я покачала головой и пошла дальше на третий этаж. Осторожно, держась за перила, потому что все ступеньки старые, стоптанные и неровные.

Все повторилось. Он ждал меня на площадке третьего этажа. А когда я спросила: «Кья хэ?»[47]

, хотите верьте, хотите нет, он снова пропал! Тут я сразу поняла, что это бхут. Я знала, что он будет снова поджидать меня на четвертом этаже, и не ошиблась. Но я не испугалась, нет.

Поднявшись на четвертый этаж, я увидела свою подстилку с бельем, которую оставила там перед уходом. После ночной службы я всегда сплю под дверью на лестнице, потому что бай и сетха[48] нельзя будить в два часа ночи, а ключ они мне никогда не дают. Айя не должна иметь ключ от квартиры. Это я хорошо выучила за сорок девять лет, как и то, что жизнь

айя всегда проходит рядом с полом. На полу я делаю всю работу. К примеру, растираю масалу, режу овощи, перебираю рис. Ем я тоже сидя на полу, после того как все подам хозяевам на обеденный стол. И на ночь моя подстилка раскладывается на полу в кухонном коридоре. Мне своего угла не положено. Сейчас весу во мне больше, чем когда-то, и вставать с пола становится все труднее. Но пока справляюсь.

Так вот, в два часа ночи в Роджество я раскатала свою подстилку и разложила свой сатеранджи[49]на лестнице. Потом остановилась. Бхут исчез, так что я его совсем не боялась. Но отец говорил, что некоторые духи могут озорничать. Тот, который приходил к нам на поле, никогда этого не делал, только пил воду из колодца. Но, если призрак на лестнице захочет пошалить, он может столкнуть меня со ступенек, кто знает? Подумав об этом, я позвонила в дверь.

Я звонила и звонила, пока мне не открыла бай

. Вид у нее был ужасно злой. Обычно она выглядит хорошо, а когда наденет красивое сари на свадьбу или на какой-то другой праздник, а еще все свои браслеты и ожерелье, то, честное слово, становится просто красавицей. Но тогда она казалась такой злющей, как будто собиралась кого-то укусить. Точно так же она выглядит каждое утро, когда только что проснется, но в тот раз было намного хуже и страшнее, потому что стояла ночь. Она очень разозлилась, сказала, что я схожу с ума, что никакого привидения нету, просто я вру, чтобы не спать под дверью.

Потом проснулся сетх. Он рассмеялся и сказал, что ему совсем не нужно, чтобы привидение столкнуло меня с лестницы, потому что кто же тогда приготовит ему утром чай с молоком и специями. Он не злился и был в хорошем настроении. Они ушли в свою комнату, и, когда в темноте послышался скрип их кровати: крр-крр, крр-крр, я поняла, отчего он вышел такой веселый.

Еще маленькому я пела ему на конкани песни «Могача Мэри»[50] и «Хано Саиба»[51]. Теперь он вырос и забыл их, забыла и я. Забыла свое имя, свой язык, свои песни. Но я не жалуюсь, не подумайте. Говорю вам: получить работу стало для меня большой удачей, потому что в Гоа делать мне было нечего. Я ехала в автобусе из Панджима в Бомбей и плакала, оставляя братьев, сестер, родителей и всех своих деревенских друзей. Но я понимала, что уехать для меня лучше всего. У отца одиннадцать детей и очень маленькое поле. Единственное, что мне оставалось, это жить в Бомбее. В первый год я даже по вечерам ходила в школу. Но потом бай запретила, потому что кто же будет подавать ужин, когда сетх придет домой с работы, и кто уберет грязную посуду? Но настоящая причина была в другом. Она думала, что я краду у нее яйца. Вчера вечером лежало шесть яиц, говорила она, а утром осталось только пять. Куда подевалось одно? Она думала, что я уношу яйцо в школу и кому-то отдаю.