Истории из лёгкой и мгновенной жизни

Я не впрягался ни за кого, в нашем классе никто ни за кого не впрягался, как-то так вышло. Гопники, судя по всему, были прямым свидетельством того, что с экологией в городе имелись проблемы. Лица у многих из них были дегенеративны, а поступки – аномальны. Раз в три месяца в городе обязательно кого-нибудь убивали. В школе шептались: «универсамовские» забили «петрищевского»; или наоборот.

В четырнадцать лет я связался с другими ребятами: это были дзержинские музыканты. Панки, хиппи и прочие рок-н-рольщики.

Их в Дзержинске – и здесь таится другой парадокс – было огромное количество.

Здесь вырос Чиж – Сергей Чиграков. Чижа я не застал, я был слишком юн, когда он уже стал звездой и уехал. Но Чиж сочинял песни с Димой Некрасовым – его я знал, – и с гитаристом Быней – которого я тоже знал.

У нас была своя компания: Ганс, Данила, Маугли, Абрамчик. Мы непрестанно музицировали и пили пиво. Местные Дворцы культуры благосклонно и бесплатно предоставляли нам свои студии для репетиций и записей.

Иногда кого-то из нашего круга ловили на улице гопники и били за длинные волосы, либо за серьгу в ухе. К пятнадцати годам у меня уже были длинные волосы и серьга в ухе. Я демонстративно ходил по городу в поисках проблем. Так сложилось, что проблем у меня никогда не было. Хотя – могли бы случиться; но не было.

В Дзержинске начали проходить рок-фестивали, в них участвовали десятки разнообразных команд, приходило великое множество публики.

Видимо, и здесь сказывалась экология – только аномалия имела эффект противоположный. Город не только дрался и грыз семечки – но и пел, играл на всех музыкальных инструментах, сочинял.

Хиппари и панки воображали, чтоб гопники однажды исчезли как вид.

Хэви-металлист Данила, стоически ходивший по городу с копной длиннейших волос, помню, мечтал, что настанет однажды страшный судный день, и гопники, поражённые некоей проказой, начнут лопаться как пузыри. Идёт гопник – раз! – и взорвался. Только брызги на асфальте. Идёт другой – бах! – и пропал: только лёгкая влажная радуга висит в воздухе.

В шестнадцать лет я начал качаться, и оставил круг музыкантов; у меня появились иные увлечения.

Когда, годы спустя, будучи двадцатилетним, состоящим из одних мышц младым человеком, я устроился в ОМОН, вдруг стало ясно, что Дзержинск перестал быть городом гопников – они доживали свои последние стыдные дни.

Гопники, казавшиеся мне пять лет назад непобедимым и ужасающим злом, стремительно превратились в вялые группы сутулых, никому не страшных подростков.

Помню, однажды во время рейда, в гаражах, я один задержал сразу пятнадцать этих малоумков, и выстроил их вдоль стены, предварительно надавав тумаков. Они стояли – жалкие, тонконогие, напуганные, и я думал удивлённо: неужели эти хилые существа могли наводить ужас на целый город?

Потом с улиц исчезли штаны с лампасами.

Следом, в одной из омоновских командировок в «горячие точки», у нас случился момент истины: один из бойцов проколол себе ухо и повесил серьгу. Командир был не очень доволен, но стерпел. Бойцы, выросшие в дзержинских дворах, и вроде ещё помнившие о том, что серьгу носить не по понятиям, что за это могли в детстве проломить голову, вдруг сошлись на том, что, пожалуй, в этом есть свой прикол. Что это неплохо. Бородатый боец с автоматом и серьгой – он выглядел отлично.

Этим бойцом был не я. Свою серьгу к тому времени я уже снял.

Всё менялось как в калейдоскопе.

Заводы останавливались один за другим. Их с бешеной скоростью разворовывали.

Наш омоновский отряд периодически ставили на охрану того или иного предприятия, откуда осатаневшие без зарплат рабочие, невзирая на риск, тащили всё, что могли.

Но потом и эта история закончилась.

К тому моменту, когда в российских и мировых СМИ начали спорадически, время от времени, целыми пачками выходить статьи о том, что страшней Дзержинска города в природе нет, – от прежнего Дзержинска осталось очень и очень мало.

Заводские трубы почти не дымили, и смог по утрам не разъедал лёгкие.

Я уволился из ОМОНа, и вдруг стал писать книги. В связи с этим меня начали приглашать за границу, в лучшие европейские города.

Там я с удивлением обнаружил, что у них случается смог куда тяжелее нашего. Что деструктивного элемента с дегенеративными лицами хватает и там. И что – это меня особенно поразило – реки, текущие через многие европейские города, чудовищно грязны. В этих реках давно никто не купается. Там никто не ловит рыбу; да её и нет, скорее всего.

Но в Дзержинске мы спокойно купались! И выходили из воды без радужных химических пятен! Местные рыбаки постоянно ловили рыбу – и мы ели её, она была вкусна.

Я не знаю, права или нет разнообразная статистика, – я просто помню, как всё было.

В моём классе не было никого с врождёнными или приобретёнными болезнями. Ни у кого не было никаких аллергий.

Все мои одноклассники оказались пригодны к службе в армии.

Много позже в Дзержинске родился мой первый ребёнок, сын.

Он подрос и пошёл в школу – уже в другом городе, в Нижнем Новгороде.