Истории мертвой земли

– Попытайся вспомнить.

Фантасмагорические образы и кошмарные видения, череда аморальных идей… – все эти тени выстраиваются передо мной бесшумной толпой.

Бесшумной?

Даже тишина может кричать. И вот я в который раз зажимаю уши, пытаясь укрыться от этой омерзительной какофонии, полной невнятных бормотаний, сердитых голосов, пронзительных воплей. Они не собираются отпускать меня, ведь я их единственная надежда. Я – их шанс!

А может… может, я тоже всего лишь чья-то идея? Что если я плод воображения какого-нибудь обезумевшего писателя – начинающего либо уже состоявшегося? И что если сотни людей в данный момент читают обо мне на страницах какого-нибудь журнала или сборника, не без праздного любопытства наблюдая за моими злоключениями – за моей жизнью, моей трагедией?

Тогда пусть ответят, что ждет меня дальше? Каков будет итог этой истории, а? Всего-то и требуется, что пролистать несколько страниц вперед и заглянуть в финал. И тогда, быть может, я смогу что-то исправить, сделаю эту историю качественнее, а то и добрее, чем она есть. Мне не известно, насколько хорош тот автор, что меня выдумал, но я определенно лучше. Лучше!

Почему вы молчите?

Отвечайте, черт бы вас всех побрал!

– Ты должен вспомнить.

– Знаю, милая, – киваю я в ответ, попутно выводя пальцем буквы на столе.

– Почему ты не хочешь этого? Почему не желаешь вспоминать? – спрашивает она, и ее обычно мягкий голос грубеет, того и гляди превратится в голос старой ведьмы, выкрикивающей проклятия…

Так впервые за годы нашей совместной жизни я наблюдаю хоть какое-то проявление ее эмоций. Моя жена – жена безумца, подарившего миру кошмар – отнюдь не бесчувственна.

– Бесчувственна? Как ты мог такое подумать!

Ее холодная ладонь скользит по моей щеке.

Сколько раз она поглаживала меня таким образом, и сколько ночей, находясь на грани сна и реальности, я грезил о ней. Я ощущал ее нежные прикосновения задолго до того, как она постучалась в двери моей жизни. Даже в годы юношества я мечтал о ней, веря, что однажды она непременно придет.

И вот она вновь гладит меня по щеке.

Так почему же у меня мурашки бегут по коже?

– Милый, попытайся вспомнить,

– настойчиво требует она.

– Вы еще здесь, Мурат? – спрашивает врач.

***

2007 год:

Одиночество убивает.

Как бы там ни было, но человек стадное животное, совершенно не пригодное для жизни в изоляции от представителей своего вида. Естественно, как и везде, здесь существуют исключения. Но даже в этих случаях так называемые затворники не могут оставаться абсолютными изгоями. Они предпочитают общаться если не с внешним миром, то с самими собой, плавно погружаясь в свое внутреннее пространство – свой микрокосм, – развивая и дополняя его. За это их нередко называют сумасшедшими, каковыми, надо признать, они не всегда являются.

Тем советом насчет подруги-спутницы Леха невольно посеял в моей душе сомнение. Я впервые поднял глаза от исписанных листов и огляделся вокруг. И то, что я увидел, мне не особо понравилось. Отдавшись во власть идей, я посвятил себя творчеству. Неустанно изливая свои страхи на бумагу, описывая всевозможные ужасы и погружая в них своих персонажей, я тем самым совершенно позабыл о себе.

Поначалу комиксы, затем робкие попытки сочинить рассказ-другой, а ныне вот профессиональное занятие писательством – все это было следствием моего чрезмерного увлечения жанром ужасов, в основе которого лежал нездоровый интерес к природе страха и насилия. И чем больше я писал, тем тщательней исследовал эту природу и тем скорей приближался к заключительному этапу своего творчества – к роману о подлинном, насколько это возможно, безумии.

А между тем, заглядывая в зеркало, я поражался тому, что обнаруживал в отражении – землистого цвета кожу, впалые щеки, вечно слезящиеся в сетке лопнувших капилляров глаза, торчащие в разные стороны давно не стриженные патлы, свалявшуюся от грязи бороду… Казалось, этот бытовой ужас вырвался со страниц моих же произведений исключительно ради того, чтобы предстать предо мной во всей своей красе.

Леха оказался прав – мне требовалась спутница.

Требовалась хотя бы для того, чтобы просто следить за мной. Иначе однажды я вполне бы мог довести себя до полного истощения, умерев во время описания очередных человеческих мучений. Какая б вышла ирония!

***

2008 год:

– Поздравляю, любимый, – отложив авторский экземпляр моего нового романа, она нежно поцеловала меня в щеку.

Я лишь пожал плечами, улыбнулся:

– Спасибо, Вишенка.

На самом деле мне не было никакого дела до этой книги. Я написал ее, сплавил издательству, и дальнейшая ее судьба меня мало заботила.

– Уже решил, что напишешь дальше?

Я внимательно посмотрел на жену.

– Э-эм… Думаю, да.

От нее не ускользнуло мое замешательство.

– И что же?

– Хочу описать убийство, – сказал я.

– Но ведь ты в каждом своем романе описываешь убийства, – удивилась она. – Много убийств!