Истории мертвой земли

– Рукопись, якобы содержащая древние предания, молитвы и описания всевозможных обрядов. Название свое она получила в честь одного из главных славянских богов – Велеса. Считается, что этот бог – бог-оборотень, как его еще именуют – привел в движение наш мир. А еще он значился господином всех дорог, покровителем искусств – поэзии в частности, – владыкой чародейства и хранителем загробного царства. Иногда его также называли Пограничником на пути из одного мира в другой.

– Пограничником? – удивилась Океана, стряхнув наваждение.

Но Альберт перебил ее, буркнув:

– Фальсификация!

– Что именно? – осведомился хозяин усадьбы.

– Велесова книга, – сказал Альберт. – Я читал о ней. Несколько деревянных дощечек, текст с которых опубликовала в пятидесятых годах двадцатого века парочка эмигрантов, да? Это ж дешевая подделка!

– Не мне об этом судить, – безучастно отозвался хозяин усадьбы. – Я всего-навсего рассказываю о том, что слышал.

– Видимо, вас обманули… Да и какое отношение дочка Береева имеет к языческому божку?

Хозяин усадьбы мрачно посмотрел на Альберта.

– На вашем месте я был бы поосторожней в выражениях. Тот языческий божок слыл очень могущественным. Вдруг разгневается.

– Если честно, я во все это не верю, – отмахнулся Альберт. – Я рационалист по натуре, всякую религию воспринимаю исключительно как культурологическое явление.

– Может, и так. А может, отвергнутые боги превращаются в ночные кошмары?

При этом хозяин усадьбы в упор посмотрел на Океану, черные бездны на месте его глаз расползлись на все лицо, и сквозь эту первобытную тьму на Океану уставился некто другой.

– Позор искупается позором, – сказал Пограничник. – Кровь – кровью.

Океана поежилась. Альберт же почесал затылок, а после еще и зевнул:

– Так что случилось с Ноной?

– Этого я не знаю, – ответил хозяин усадьбы. – Никто не знает. Мне лишь известно, что девочку так и не нашли – ни единого ее следа. И вполне вероятно, что она до сих пор где-то здесь…

Тут в камине щелкнуло полено, выпустив сноп быстро развеявшихся искр. Михаил презрительно фыркнул, решив, что история оказалась слишком уж шаблонной и невнятной, а вот его хихикающий коттедж вполне бы мог заинтересовать публику. С тем учетом, конечно, если бы Михаил соизволил о нем рассказать.

Григорий украдкой глянул в его сторону, улыбнулся и покачал головой.

– Я хочу спать, – вздохнула Океана. Стараясь не смотреть на хозяина усадьбы, она поднялась с кресла. – Пойду к себе.

– Родная, ты себя неважно чувствуешь? – полюбопытствовал Альберт, и голос его был настолько фальшивым, что она и вправду почувствовала себя неважно.

Дверь за ней закрылась, и подвижными в зале остались лишь тени да языки пламени.

5.

Акт Первый

Первым делом Океана распахнула окно и, зачарованно покрутив в руках дешевую зажигалку – так, словно это было нечто божественное, – закурила. Зимний холод бодрил, и снег, залетающий в комнату, казался неестественным в тусклом свете ночника.

– Никто со мной не танцует, – вздохнула Океана, прислушиваясь к музыке, доносящейся из угрюмой черноты леса. – Никто! Не хочет бравый рыцарь пригласить даму на вальс, чтоб кружиться, кружиться, кружиться…

Кто-то шептался за дверью, и, уже откровенно веселясь, Океана решила, что, скорее всего, там Альберт договаривается с Михаилом о тайном полуночном свидании, которое для одного станет очередной остановкой в извечном поиске любви, а для другого – альтернативными путями в постижении удовольствия. Ведь при желании всякую гадость можно завуалировать, украсить не в меру эклектическим словесным бисером и преподнести в качестве чего-то воистину выдающегося, даже феерического. Выражаясь языком Байрона или Китса можно даже содомию описать так, что многие едва познавшие радость пубертатного периода мальцы будут глазеть на акт мужеложства, как на некое внеземное таинство. Искусственная смазка скроет все шероховатости подобной мистерии. В конечном счете разве не являлись апостолы лишь гаремом Христа?

Океана хихикнула, а резкий порыв ветра растрепал ей волосы. Она выдохнула струю дыма и какое-то время наблюдала, как тот скользит вдоль стен, стелется по полу, вихрится под потолком, постепенно становясь частью комнаты, дома, мира. Голые ноги припорошило снегом.

«Какого черта я здесь делаю?»

– Танцевать! – скомандовала Океана.

Соскочив с подоконника, она собралась было примерить какое-нибудь из своих вечерних платьев, что надевала до этого лишь раз – в день покупки, – но в итоге отказалась от этой затеи. Чистым эмоциям плевать на декорации! Подлинной чувственности нет места среди бутафории! Так Океана закружилась по комнате – быстро, даже яростно. Развела руки и смеялась, смеялась, смеялась, а мир вертелся перед глазами причудливой мазней очередного приверженца экспрессионизма. Картины, мебель, тени по углам, распахнутое окно и ночь, зима и бледные лица… – все-все смешалось в этом хороводе агонизирующего отчаяния. И кто-то звал ее из леса – тихо, печально. И по камням текла кровь…

«Цена должна быть уплачена».

– Ведь совсем скоро, да, папенька? – раздался детский голосок.