Истории мертвой земли

Ответ мне заранее известен (и разве не я спровоцировал его своим вопросом?): у нас с Кхе-ре давно уже все не так гладко, как хотелось бы. Ей хотелось бы, не мне. Когда-то мне очень даже нравились склоки между разными типами одних и тех же тварей – я регулярно менял свои формы, дабы не упустить ни одного скандала. Но позже и это стало надоедать. В общем, мы с Кхе-ре давно уже не получаем друг от друга эмоций. И сдается мне, это тоже является частью всепожирающей обыденности, ловушкой, в которую я загнал сам себя. Все есть укрепившаяся модель, которую я помимо собственной воли использую в каждом новом творении – осознанном либо спонтанном.

Все уже однажды случилось, и нет ничего нового пред взором моим…

– Не дождешься.

– Так и думал.

Я вновь смотрю на звезды, наблюдаю, как они вспыхивают и гаснут, проглатываю их и выплевываю: скучно, совершенно нечем себя занять.

Вместе с тем мысленно я слежу за Кхе-ре. С момента нашей первой встречи она обрюзгла, клыки ее затупились, педипальпы и хелицеры сделались вялыми и служат отныне лишь для приема пищи, а ее тело – этот склизкий комок материальности, загустевшая творческая энергия – обросло плотным слоем усиков, которые меня ни капли не возбуждают. А еще она постоянно канючит – все-то ей, дуре безмозглой, не нравится, все-то не так. Грустно, ведь такой она стала потому, что я ее такой сотворил.

Вдобавок ко всему это невероятно скучно.

– Страшилище!

Я посылаю эту мысль ей в голову с такой силой, что Кхе-ре, при всех ее габаритах, отбрасывает прочь.

– И незачем было толкаться, – хмурится она, даже не понимая, насколько вдруг стала уродлива.

– Да пошла ты.

Отвернувшись, я продолжаю любоваться погибающими звездами. Определенно, чего бы там не произошло, звезды я сохраню, – эта мысль вспыхивает где-то на периферии сознания и тут же гаснет. Я же ощущаю агонию звезд, впитываю ее, проживаю и… зеваю, зеваю, зеваю. Мне нестерпимо хочется разнообразия, чего-то необычного. Мне нестерпимо хочется…

Любить?

Пробую на вкус эту вроде бы знакомую, а вместе с тем странно новую идею. Она выскользнула из вороха тех событий, что случились когда-то давно и вместе с тем еще только должны наступить; будто бы заблудилось на прямой моего бытия. Кхе-ре же украдкой посматривает на меня, тайком прощупывая мой разум, на случай, если я вдруг снова решу ее толкнуть. Но мне уже нет до нее никакого дела. Точно я знаю одно: я устал от спутницы – этой никчемной попытки не быть одиноким. Из нашего с ней союза я высосал все, что можно, и ныне пришла пора избавиться от ее присутствия.

Забросить, что ли, ее в подпространство? Пусть чахнет там с остальными ненужными и вспоминает то якобы прекрасное время, что все они напыщенно именуют первыми эрами. Так эти простофили мнят, будто в первые эры зародилось Сущее, хотя на деле ничего такого не произошло. В действительности все случилось совсем недавно. Да и вряд ли бы им понравилась правда о том, что вся окружающая их реальность есть лишь последствие моего пердежа, или отрыжки, или усталого вздоха, а то и всхлипа…

Истина не только пугает, но порой вызывает и грустную усмешку.

***

Тут ко мне заявляется кот. Свернувшись кольцами и частью не-сознания нырнув в иное измерение, он принимается довольно мурлыкать, пока я почесываю его мохнатую, взбухающую огненными вспышками, спину. Котом, как и всем его племенем, я очень доволен. Наверное, поэтому я и подарил им возможность бродить одновременно в нескольких реальностях, и даже заглядывать в чужие сны. Так или иначе, а эти создания я сохраню впредь.

– Что будем делать? – По-видимому, Кхе-ре решила, что время моего дурного настроения миновало, и ко мне уже можно приставать с всевозможными глупостями.

– Существовать.

Я отдираю от порядком изношенной реальности очередную тонкую нить, курю. Мне очень нравился, нравится и будет нравиться дым. Его пленительный танец. Его вездесущность. Его абстрактность, изменчивость, первозданная хаотичность. Дым подобен моим идеям – никаких жестких форм, никаких выверенных пропорций. А еще мне нравилось, нравится и будет нравиться то, что дым лишает мыслей: его переливы освобождают разум от обыденности, очищают от лишних образов – всей той алогичной шелухи, что наплодило и еще только наплодит мое неугомонное воображение.

– Я буду просто курить и ни о чем не думать. А потом… потом, может быть, наступит конец эпох и все завершится. Все-все!

– Ты фантазер, – хмыкает Кхе-ре, естественно, не понимая истинного значения моих слов. – Плюс ты слишком пустой. И чего я в тебе нашла?

Признаться, я заинтригован.

– Неужто решилась уйти?