Истории московских улиц

В этом доме, который чекисты между собой называли "ягудинским особняком" (Милютинский переулок, 9), жила верхушка ГПУ, в него имели доступ лишь немногие, и жизнь в нем была покрыта тайной. Однако, как вспоминает старый чекист М.П.Шрейдер, "большинству оперативных работников ОГПУ конца 20-х так или иначе становилось известно об устраиваемых на квартире Ягоды шикарных обедах и ужинах, где он, окруженный своими любимчиками, упивался своей все возрастающей славой. Я никогда не бывал в ягодинском особняке, но еще в середине двадцатых слышал от начальника административно-организационного управления ОГПУ Островского, что начальник строительного отдела ОГПУ Лурье, бывший соседом Ягоды, несколько раз перестраивал жилище будущего шефа НКВД. В конце двадцатых в этом доме жили также семьи тогдашнего начальника контрразведывательного отдела ОГПУ Артузова, начальника секретного отдела ОГПУ Дерибаса, начальника иностранного отдела Трилиссера, а также Агранова".

Этим особняком Лангман удовлетворил желание начальников ОГПУ жить "красиво" и удобно и после этого становится ведомственным архитектором органов.

В упоминавшемся выше труде "Зодчие Москвы" в итоговой оценке творчества А.Я.Лангмана особенно подчеркивается его гуманизм: "Дома, спроектированные Лангманом, вообще отличались комфортом... Его дома замечательны тем уважением к человеческой психологии и антропометрии, которое присуще, вероятно, лишь опытным архитекторам и вдумчивым врачам. Лангман проектировал, как водится, методом подстановки, перевоплощения для заказчика, как для себя. У него была репутация аккуратного и внимательного к пожеланиям заказчика профессионала".

Судя по описаниям, квартиры, построенные Лангманом для чекистов, действительно были хороши, удобны, просторны ("для Москвы того времени были, - считает автор очерка, - роскошью"). Но нельзя не отметить, что тюремные одиночки в подвалах "дома Наркомвнудела" тоже строились с учетом "человеческой психологии и антропометрии". Они представляют собой глухие каменные мешки - "боксы" - с пристенной каменной лежанкой, но такой длины, что невозможно вытянуть ноги, поэтому человек не мог спать нормально и, промаявшись ночь, к утру был разбит. Он не имел возможности определить даже время суток. Через камеру шла труба парового отопления, включая которую тюремщик мог превратить камеру в дезинфекционную прожарку, а выключая - в холодильник. Лангман действительно был и "психологом", и "внимательным к пожеланиям заказчика профессионалом" - его "бокс" эффективно угнетающе воздействовал и на физическое состояние, и на психику арестованного.

Нечетную сторону Большой Лубянки начинает занимающее целый квартал и загибающееся двумя крыльями на Пушечную улицу и Кузнецкий мост здание также "в стиле КГБ". На крыле, обращенном на Пушечную улицу, укреплена металлическая литая доска с надписью, которая эвфемистически (как будто каждый прохожий не знает, чту находится в этом здании!) объясняет назначение постройки и сообщает имена архитекторов: "Административное здание. Сооружено под руководством архитекторов: Палуя Б.В., Макаревича Г.Б. Ноябрь 1977 г. - декабрь 1982 г.".

Под строительство этого "административного здания" были снесены имевшие в своей основе постройки ХVII-XVIII веков старые дома по линии Пушечной улицы, Большой Лубянки, Кузнецкому мосту и во внутренних дворах.

От места, занимаемого ныне этими двумя зданиями, начинающими Большую Лубянку, и пошло существующее до сих пор название улицы - Лубянка. Слобода новгородцев, поселенных в Москве Иваном III, располагалась как раз здесь, а ее главная улица проходила перпендикулярно нынешней Большой Лубянке - по Пушечной, на которой стоит слободская церковь святой Софии, и по северной стороне Лубянской площади. Слобода на север простиралась до Кузнецкого моста, далее жили своей слободой псковичи, слободу которых так и называли Псковичи, а их церковь, ныне снесенная, называлась храм Введения Пресвятой Богородицы в Псковичах.

В конце ХVIII века на планах Москвы Лубянкой обозначалась эта перпендикулярная улица, а нынешняя Большая Лубянка писалась Сретенкой, или Устретенской улицей. Но в конце ХVIII - начале XIX века часть Сретенки от Лубянской площади до пересечения с нынешним Кузнецким мостом и имевшую, подобно ей, бойкий торговый характер, москвичи стали называть тоже Лубянкой. Это название к середине XIX века распространилось далее по улице до площади Сретенских ворот нынешнего Бульварного кольца. Тогда же к ее названию было прибавлено определение Большая, чтобы не путать с проложенной параллельно ей улицей, в обиходе называемой также Лубянкой и которая, в свою очередь, получила уточняющее добавление - Малая. В этих границах Большая Лубянка существует и в настоящее время.