Истории надежды

В разных культурах и общинах забота о пожилых людях разнится. Пока я сидела у кровати прабабки и читала ей или слушала рассказы прадеда, моя мать старалась приготовить им хорошую еду. Имея в семье пятерых детей, которых надо было накормить, да еще зачастую фермерских работников, она жила под девизом: сначала накормить животных, потом стариков, потом маленьких детей, а затем всех прочих. Меня всегда забавляло, что животные у нее были на первом месте.

Моего прадеда любили и почитали не потому только, что он был старейшим в нашей семье. Мы все знали о том, что он молодым парнем ушел на войну. В нашей семье почитали и уважали всех мужчин, которые воевали, и некоторые из них пожертвовали своими жизнями. Прадеда почитали больше других.

Прадед уехал из Новой Зеландии в Южную Африку, где принимал участие в Бурской войне (1899-1902). По сути дела, это была война за независимость бурских республик (нынешней ЮАР), стремившихся выйти из-под влияния Британской империи. Как и во многих других военных конфликтах, молодых людей из колоний вербовали в Британскую армию. Моего прадеда не должны были забрать, он был слишком молод. Но его старший брат хотел записаться на службу, и их мать попросила прадеда сопровождать брата верхом от их дома до Окленда, проделав путь в двести километров. У них ушло на это три дня и две ночи. По пути их кормили на фермах и давали ночлег в сараях.

Критерием отбора в Британскую армию (в то время Новая Зеландия не имела своей армии) было умение ездить верхом. Мой прадед смотрел, как его брат проскакал галопом требуемый отрезок. Потом офицер велел прадеду сделать то же самое, и тот подчинился. Прадед ездил лучше брата. Его попросили подписать какую-то бумажку. Он подписал и тем самым был завербован на войну. Потом братья ненадолго вернулись домой, а через месяц вновь были в Окленде, откуда на корабле отправились в Южную Африку вместе со своими конями. Моему прадеду было всего шестнадцать. Мать умоляла его не ездить: «Это ошибка, он слишком молод». Но отец, очевидно, сказал ей: «Пусть мальчик сам сделает свой выбор». Прадед говорил

мне, что никак не мог допустить, чтобы его брат Джеймс «один там развлекался». Конечно, он совсем не это имел в виду. Он не хотел, чтобы брат был один, без родных, так далеко от дома. Дома у братьев остались четыре сестры и брат, на тринадцать лет моложе прадеда, совсем малыш.

Вскоре после прибытия в Южную Африку прадедушка оказался на поверке, проводимой в присутствии фельдмаршала Горацио Герберта Китченера. На вопрос о возрасте он признался, что ему шестнадцать. Китченер освободил прадеда от участия в сражениях, сделав его мальчиком на посылках. Прадед стал выполнять отдельные поручения, повсюду сопровождая фельдмаршала. Китченер написал письмо матери прадеда, обещая позаботиться о ее сыне и вернуть его домой целым и невредимым. Моя прапрабабка получила два письма от фельдмаршала. В настоящее время эти письма находятся в местном музее. Мне доводилось читать письма Китченера, написанные изящным почерком. Я сознавала, что это ценные семейные реликвии. Несколько лет спустя, когда я посещала музей, мое сердце переполнилось гордостью при виде коллекции артефактов, а также этих писем, помеченных бирками с указанием на то, что их на время взяли из семьи. Китченер действительно вернул сына матери целым и невредимым. Старший брат прадеда также вернулся в Новую Зеландию.

Вот о чем рассказывал мне прадедушка, когда мы с ним вечерами сидели на задней террасе его дома. О том, как шестнадцатилетним мальчиком он ездил с фельдмаршалом Китченером по всей Южной Африке. Как общался с местными туземцами из африканских племен. Он рассказывал мне о военных кампаниях, о которых узнавал раньше других, поскольку работал в тесном контакте с Китченером. Те ценные артефакты, которые он привез с собой и показывал мне, объясняя, как нашел их, теперь тоже находятся в музее. Легко было бы с пренебрежением отнестись к Китченеру и его роли в завоевании Южной

Африки. Многие так и поступают. Я могу лишь испытывать к нему признательность, ведь благодаря его заботе о моем прадеде я появилась на свет и проживаю эту чудесную, интересную, стоящую жизнь. Иногда все очень просто, так ведь? Политика и история остаются в стороне, и через поколения доходят отголоски неприметных гуманных поступков.

Я знала, что прадедушка ни с кем больше не говорил открыто о том времени, что рассказанное мне было нашим, и только нашим секретом, который нельзя было никому раскрывать. Он говорил мне, что моя прабабка запрещала ему рассказывать об этом. Звучит знакомо? Я ни разу не слышала, чтобы он рассказывал о своей жизни другим членам нашей семьи — кому-нибудь в отдельности или на семейных сходках. Меня часто поражало то, с какой грустью он рассказывал мне о жестокости войны, чему был свидетелем, в особенности в отношении африканцев.