Все это малозаметное общение между хирургически разделенными полушариями четко выявлялось при проводимом нами когнитивном тестировании. Мы назвали это “перекрестным подсказыванием”[61]
. Модульные или отделенные друг от друга системы, дающие друг другу подсказки, чтобы сгенерировать осмысленный и единый поведенческий ответ, казались вездесущими. Мы обнаружили это довольно скоро в экспериментах как с животными с расщепленным мозгом, так и с людьми в Калтехе и наблюдали потом снова и снова при тестировании наших пациентов в последующие пятьдесят лет.Во время одного из первых наблюдений я выяснял, могут ли пациенты, у которых “говорящим” было только левое полушарие, назвать цвет простых вспышек, проецируемых либо в одно поле зрения, либо в другое. В первое время мы постоянно изучали, может ли информация о простых зрительных стимулах передаваться – например, по неповрежденным подкорковым проводящим путям – из правого полушария в левое, способное описать полученные сведения.
Во время одного из таких исследований пациентка Н. Г. продемонстрировала только что открытую нами стратегию самоподсказывания. Происходило следующее: если цветной огонек вспыхивал в правом поле зрения, которое проецировалось в левое, “говорящее” полушарие, заминок не возникало и пациентка быстро и правильно называла цвет. Однако, когда огонек вспыхивал в левом поле зрения, проецирующемся в правое полушарие, ситуация менялась, хотя это становилось заметно не сразу. Если мы проецировали зеленую вспышку в правое полушарие и Н. Г. произносила слово “зеленый”, а вспышка действительно была зеленого цвета, пациентка больше ничего не говорила – и мы готовились к следующему повтору. На этой стадии тестирования мы не знали, попадает ли как-то информация о вспышке из правого полушария в левое, или левое полушарие просто пытается угадать, или же правое полушарие на самом деле “говорит”.
Разрешить загадку должны были такие случаи, когда правое полушарие видело, например, красный цвет, а Н. Г. называла его неверно, допустим, зеленым. После нескольких явных ошибок пациентка начинала каждый раз называть цвет правильно. Каким-то образом она освоила стратегию, благодаря которой казалось, что левое полушарие может назвать то, что видело только правое. Она начинала говорить “зелен…”, но потом останавливалась и озвучивала верную догадку: “красный”. Это работало так: левое полушарие начинало наугад произносить название цвета. Отсоединенное от него правое полушарие слышало “зелен…”. Оно каким-то образом останавливало речь левого полушария, подавая ему какой-то знак, вроде кивка головой или пожатия плечами. Изворотливое левое полушарие понимало подсказку, которую считывало во время первых попыток с ошибочным ответом, и меняло свой ответ на единственный альтернативный! И все это происходило в мгновение ока.
Мне хотелось изучить эту стратегию самоподсказывания подробнее. В каком-то смысле такого рода самоподсказывание происходило вне мозга. Пациенты разучивали стратегии, сходные с теми, что применяются в танго, то есть одна сторона тела постукивала другой, чтобы обеспечить коммуникацию между двумя половинами мозга. Это могло выглядеть так, будто два отдельных полушария объединены внутренними связями и взаимодействиями, но на самом деле коммуникация между ними осуществлялась благодаря внешним сигналам. Мы также начали размышлять над тем, имеет ли тут место самоподсказывание, происходящее внутри мозга. В конце концов, хирургическая операция разъединила только когнитивную и сенсорную системы, расположенные в коре. Оставалось еще множество способов, которыми одно полушарие могло связаться с другим, – замысловатые, окольные пути, проходящие через неповрежденные подкорковые структуры мозга. И, как я упомянул выше, мы интересовались более деликатными проявлениями психической деятельности, такими как эмоции. Казалось, что эксперименты на обезьянах могут помочь нам прояснить вопрос с эмоциями.
Так что, в духе Калтеха, мы взяли и провели нужные эксперименты. Это потребовало конструирования более специализированных устройств для тестирования, большего числа животных и оттачивания моих собственных хирургических навыков. Мы относились к хирургическим процедурам очень серьезно и тщательно их планировали. Мы все тренировались, сначала присутствуя на операциях, выполняемых опытными сотрудниками лаборатории. Мне повезло, поскольку высококвалифицированный хирург Джованни Берлуччи, приехавший к нам на время из Пизы, разрешил мне присутствовать на его операциях. Сперри тоже был потрясающим хирургом. Однажды, когда я наблюдал за ним в сложный и ответственный момент операции, он сосредоточенно посмотрел в операционный микроскоп и тихо сказал: “Не вижу передней комиссуры”. Я подался вперед, чтобы лучше его слышать, и задел стол, на что он спокойно заметил: “А, вот она”. Всегда невозмутим.