Истории СССР (СИ)

Пришло время защиты. В стране полыхала компания отлова блатных псевдоучёных. Обычно хватали новопредставленных во время банкетов по доносу доброжелателей и борцов за чистоту рядов исследователей и первооткрывателей. Видимо от того, я больше волновался не провалиться на защите, а быть схваченным с куском бифштекса во рту. Морить голодом своих оппонентов и соучеников по аспирантуре в такой долгожданный день я наотрез отказался. Мой друг и заведующий кафедрой Саша Шехтель взялся за эту сложную законспирированную операцию и у меня отлегло от сердца. Саше эти вопросы можно было доверить с закрытыми глазами. Я с головой погрузился в своё научное открытие, которое за это время изрядно подзабыл. Булкин собрал своих аспирантов и устроил мне прогон прямо в зале Учёного совета. Верхошанский приехал с женой и повел её в Эрмитаж. Козлов отложил все дела на кафедре. Пришёл, долгожданный как весенний дождь Шехтель-старший, и два часа обнимал всех жаждущих. Царила предпраздничная наэлектризованная атмосфера. Все с нетерпением ждали первых тостов.

Когда я взошёл на кафедру в строгом костюме и открыл рот, то понял что за огромным столом, ни один академик не услышит моего робкого блеяния. Они жарко обсуждали друг с другом свои новости и старости. Булкин дал мне отмашку, и я что-то бурчал двадцать минут. Авксентий Цезаревич Пуни задал свой коронный каверзный вопрос, немного обидевшись на то, что я так вольно трактую вопросы идеомоторной тренировки. Встал Александр Яковлевич Шехтель и похвалил молодого соискателя. Все дружно закивали головами. После этого оппонентам можно было не выступать. Но они сказали своё слово. Поздравления ректора Владимира Ульяновича Агеевца утонули в праздничном гомоне. Голос его не был твёрдым, как раньше, когда он, председатель ЛОС ДСО «ТРУД», вручал мне грамоты и медали за мои спортивные достижения в борьбе самбо. Владимир Ульянович сам недавно оправдывался от жалобы на него в ВАК его любимого аспиранта Валеры Гончарова, посчитавшего, что докторскую диссертацию написал не Агеевец, а он — аспирант Гончаров. Оглядываясь и опасаясь доносов, все приглашённые потянулись гуськом вдоль реки Мойки в ресторан Дома архитекторов. Инстинкт удовлетворения голода был ещё сильнее страха.

На следующее утро я проснулся учёным. Но не просто учёным, а высокооплачиваемым учёным. Теперь было на что выкармливать детей. Летом того же года я поставил драку Шерлока Холмса и профессора Мориарти у Рейхенбахского водопада в Пицунде, а на гонорары, скопленные за эти три года, купил долгожданную трёхкомнатную квартиру с видом на шпиль Петропавловского собора, увенчанного золотым ангелом. Мои товарищи по аспирантуре помогли мне внести на четвёртый этаж новенькую мебель, подаренную мне моими родителями по такому важному для них случаю, посидели у камина и выпили за мои успехи. Успехи были на лице.

Кода

Евгению Мравинскому — великому музыканту, озвучившему нашу глухонемую жизнь.

Прошёл июнь, как отзвенела песня,

Ночам, оставив отголосок светлый,

Но к середине лета он исчезнет,

Как пепел встреч, прошедших незаметно.

«В среду улетаю. Не провожай меня. У тебя могут быть неприятности. КГБ меня пасёт. Писать не буду по этой же причине. Если сможешь, зайди как-нибудь к матери.

Твой Аркаша Плотницкий».

Я спрятал записку в карман и полез втискиваться в подъехавший автобус.

Лето стояло жаркое. Уже двое моих друзей решили иммигрировать. Вот и Аркаша уехал. Мы познакомились в университете на лекции Льва Гумилёва «Этногенез и биосфера Земли». Я был в шинели с длинным, горчичного цвета, шарфом. Аркашка с Юрой Шестовым носили волосы до плеч и подъехали на синей трёхколёсной инвалидной коляске, разрисованной красными маками. Они, как и я хипповали и были диссидентами. На этой почве мы и сошлись. Юрка был женат на студентке Нине, дочери известного скульптора Михаила Аникушина, который по поручению ОК КПСС и лично Г.В. Романова к пятидесятилетию советской власти водрузил на Московском проспекте десятиметрового Ленина с протянутой рукой.

После установки Ленина, его мастерская на Песочной набережной, больше похожая на ангар для самолёта, пустовала и мы устраивали там философские сходки под музыку «Хеа», «Ролинг Стоунз» и «Айрон баттерфляй». Аркашка с Юрой учились на матмехе и все американские студентки университета были у Юры желанными гостями. В мастерской, больше похожей на ангар для самолёта, валялись гипсовые руки, ноги и головы Ленина с разными выражениями лица, на которых мы и рассаживались в обнимку с девчонками и слушали их мистические рассказы о жизни в Америке. Моя Аби из Нью-Джерси дралась за место на высоком лбу Ленина и, чтобы погладить её тугие бёдра, мне приходилось ковыряться в ухе у вождя своим грязным ботинком.