Истории СССР (СИ)

Первым страшным испытанием для меня стало утверждение темы диссертации на Учёном совете института. Целый месяц я бегал счастливый от того, что никто меня не контролирует и не спрашивает, где я был и чем занимался. На моё счастье я довольно быстро опомнился и пришёл на беседу с научным руководителем. Булкин послушал мой бессвязный бред и объяснил мне, что пройти «на шару» можно почти все этапы, кроме одного, самого главного — Высшей Аттестационной Комиссии Академии наук СССР. И если там кто то поймёт, что диссертация не отвечает новизне, научности и практической значимости — её завернут навсегда. Это меня отрезвило и я засел за книги. Разговаривать по этому поводу с умными людьми было почти бесполезно. Никто в материал моей диссертации не углублялся. У всех своих дел было по горло. Публичная библиотека стала для меня родным домом. А вскоре — родным и любимым. Там можно было найти массу интересного. И даже журнал Плейбой.

Валентин Алексеевич Булки был человек замечательный. Но я долго не мог понять, когда заканчивались шутки и начиналась серьёзная работа. Вот как то на сборах в Сочи вечером уехали в горы на шашлыки, а приползли уже ночью. Ну, думаю, всё. Суши вёсла. А утром Булкин стучит в номер. Сам — как стекло. Глаза прямые, брови строгие.

— Ты что, Николай, чего разлёгся. Нас олимпийский чемпион Валерий Борзов на стадионе ждёт. Я с его тренером Пиотровским вчера договорился об эксперименте.

— Когда договорился, о каком эксперименте? Валентин Алексеевич, у меня ж голова болит!

Долго я обретал в отношениях с Булкиным самостоятельность и ответственность за свои действия, за умение поставить, сформулировать и решить научную задачу. Я всё ждал, что он мне диссертацию продиктует, а я её начисто перепишу. Потом понял, что это он ждёт, когда я ему продиктую результаты своих исследований, а он уж подумает, вставить их в свою докторскую или выкинуть в мусорное ведро. Как то говорю ему, что у меня отрицательный результат получается.

— Хорошо — говорит Булкин. Молодец, Николай. Только жаль за это учёной степени в СССР не присуждают.

Перед Учёным советом института тему диссертации новобранцев утверждали на заседании сектора высшего спортивного мастерства. Ерунда какая-то, думаю опрометчиво, все же свои. Ну, пожурят немного. Собрались ленинградские аспиранты Саша Шехтель, Валера Костюченко, Игорь Потапченко, Володя Копысов, Саша Бакуменко, Володя Уманский, Володя Медведев. С других секторов пришли научные сотрудники. Я спокойно рассказываю свои мысли, так мол и так, докажу всем, что земля не круглая, а люди должны по потолку бегать. Ну и началось тут. Бой в Крыму, всё в дыму, ничего не видно. Нет, думаю. Нельзя всех людей за дураков принимать. Это они только в коридоре шлангами прикидываются. Даже Ленка из сектора Игоря Ивановича Комарова из французского журнала процитировала тему аналогичную моей. Убили меня сослуживцы наповал.

Зато на Учёном совете разговор был общим, на одном научном языке. Тему мою утвердили, не смотря на длинное, но точное название «Разработка и экспериментальное обоснование метода диагностики состояния технической готовности высококвалифицированных спортсменов на заключительном этапе подготовки к ответственным соревнованиям».

В октябре Булкин на съёмки «Легенды о Тиле» в Ригу меня отпустил. Признался я ему и в том, что после аспирантуры и защиты диссертации хочу пойти работать в Ленинградский государственный институт театра, музыки и кинематографии совершенно по другой тематике. Он воспринял это спокойно, с пониманием. Только просил серьёзно отнестись к диссертации. Тема не простая, да и олимпийский заказ. Или точнее сказать — очень сложная. Если хотеть не отрицательного результата. Первый год я просидел в библиотеках, выискивал соратников в подходах к проблеме оценки техники движений. Узнал об исследованиях Сеченова, Марея, Бернштейна, Далькроза, Волконского, Дъячкова, Бальсевича, Верхошанского, Зациорского. Дошёл даже до Галины Сергеевны Улановой. Оказалось, что в балете к проблеме оценки движений давно и серьёзно относятся. Движения в танцах записывать не могут, а оценивать объективно никто и не пытался. Всё на глазок, на чей то авторитетный вкус. На первом курсе много на симпозиумы ездил, слушал доклады учёных, выступал в дискуссиях. За год написал сорок страниц литературного обзора, сформулировал проблему, обозначил пути её решения. Сослался на сотню литературных источников.

Институт закупил для моей методики аппаратуру, в университете на матмехе разработали программу для компьютера.

Я помогал старшему сотруднику нашего сектора Кате Ершовой проводить измерения для Владимира Петровича Кондрашина в баскетбольном клубе «Спартак», не отказывал Ю.В. и А.И. в своём родном ЛИАПе. Булкин меня похвалил, Учёный совет одобрил. Решили, что критерий оценки техники движений спортсменов должен быть найден.