Вова позвонил мне из Таллина вечером первого января. Вместо поздравлений, сквозь скупые мужские рыдания он рассказывал мне, что его Людка ушла к Томазику. Он соблазнил её деньгами. А Мишка с Наташкой поехали с ними на его «Волге», а бедный Вовка пилил пятьсот километров на своих «Жигулях» в полном одиночестве. Вот и сходили за хлебушком. С Новым годом!
Людка Тарасова была второй женой Володи. Когда мы с ним встретились в студенческом лагере под Одессой, он уже был женат на Эле и служил для меня примером семьянина. Их любовь и дружба были так привлекательны, что подтолкнули и меня к раннему браку. Жену для меня они с Элкой подобрали на пляже из моих однокурсниц. Наша семейная жизнь больше походила на клуб с танцами и культпоходами женатых парочек в кино. На пропитание мы все зарабатывали сами, но спали под боком у своих матерей в разных концах города. Потом когда моя мама разменяла для меня свою квартиру и я переехал на Конногвардейский бульвар, мы стали соседями и часто ходили вместе в магазин, получив ценную информацию о том, где продают дефицитные продукты. У Вовки родился сын и хозяйство стало отнимать больше времени. Вот тут-то, стоя в в очереди за колбасой, мы и встретили Люду. Она была в длинном модном пальто шоколадного оттенка и стояла в очереди перед нами. Ничего интересного. Грудь и попка — плоские, спина сутулая. Меня можно было не кормить хлебом, если дать почесать язык с миловидными девушками. В конце моего с Людой разговора о проблемах синиц в Александровском саду, я, как обычно, спросил у неё номер телефона. Люда, лукаво стрельнув глазками, сказала, что свой телефон даст только моему приятелю. Вова встрепенулся и «завис».
Люда приехала в Ленинград из Свердловска. Поступила в институт, вышла замуж за доцента, принимавшего у неё экзамен, родила от него дочку и работала манекенщицей в Доме моделей по причине стройной фигуры и малой занятости. В 1971 году это была совсем непрестижная профессия, не модель в современном понимании. Скорее живой, ходячий манекен. На них кроили и шили одежду для совслужащих. Через неделю тайных любовных свиданий в комнатке коммуналки Славки Шаповалова на Владимирском, Люда переехала к Вове. Элю с сыном Вова отвёз обратно к её маме. Вернул с приплодом. Я его осуждал. А Миша Губкин, коммунист хренов, был очень рад такому высоконравственному поступку товарища. А его жена Наташа с Людой стали лучшими подружками.
Жили они весело. Кровь портила Вовкина мать, невзлюбившая Люду пуще ведьмы. Люда жила под гнётом, но зачем-то это терпела. В нашей компании была ещё одна счастливая пара голубков партийного разлива — Миша и Наташа. Миша работал в парткоме проектного института и дослужился до должности секретаря отдела строительства Горкома КПСС. Миша получил служебную жилплощадь, огромную квартиру от Горкома на Мойке, рядом с домом Александра Сергеевича Пушкина. Коммунисты ценили свои кадры и были уверены, что за свои дела достойны высшей похвалы. И материальной тоже. Они дружили с Вовой и Элей, потом с Вовой и Людой, а потом с Людой и Томазом. Пазлы их отбора остались для меня загадкой.
После коварной измены Вовка не мог найти себе места. Он воспринимал произошедшее, как страшный сон. Каждый вечер он ездил на квартиру, которую сам и снял для Томаза и упрашивал Люду вернуться к нему. Люда отпаивала Вовку валерианой, а Томазик предлагал новые выгодные сделки, способные затмить Вовке утрату любимой. Миша с Наташей тоже пытались его утешить и советовали искать новое счастье. У меня утешения Вова не искал. Знал всё наперёд. Позвонил вечером, спросил какую-то чепуху и сказал, что опять поехал к Люде с цветами. Ещё бы мимозу достал по блату. Утром мать позвонила мне в слезах и сказала, что Володи больше нет. Возвращаясь от Люды ночью 12 августа 1982 года домой, он выехал с Садовой на Невский, поворачивая направо к дому. Таксёр, летящий как пуля по пустому Невскому к разводящемуся Дворцовому мосту, попал ему прямо в висок.
Я надолго порвал свои связи с Мишей. Они дружил с Томазом, Бадриком, Отариком, кушали шашлыки, запивали Мукузани и Саперави. А может быть и Цинандали. Меня там не было. Стасик, как-то сообщив мне, что голландский шкаф, найденный нами в складчину, он продал Томазику, надолго испортил мне настроение. Слишком я принципиальный.