К призрачному счастью под руководством КПСС мы тянулись постоянно. На каждом заметном доме неоновыми огнями сиял призыв «Коммунизм — светлое будущее человечества». Мы пытались найти ростки коммунизма в каждом сегодняшнем дне, за каждым поворотом, у каждого пивного ларька. Мешали пиво с водкой, называли плодовую брагу «мартини», запихивали сигареты «Ява» в потёртые пачки из-под «Мальборо», купленные по случаю у «фарцы», но мало что помогало. По загадочному стечению обстоятельств пока самое лучшее приходилось тащить из-за «бугра». Лучшие машины, лучшая одежда, лучшие кинофильмы. Улицы советских городов пугали лагерной казёнщиной, а люди в свои норы упрямо тащили мебель из ГДР, Польши, Румынии и создавали зону импортного уюта, как в иностранном кинофильме. Привычнее для них было бы распить бутылку в сквере, парадной или из-под полы в общественной столовой, но хотелось как иностранцы, посидеть с девушкой в баре.
На киноэкране мы подглядывали, как они там живут и всё с них слизывали — джинсы, платья, дома, машины, самолёты. Бунтующие интеллектуалы призывали к отказу от материализации счастья, к проведению «пикников на обочине», к путешествию в «Зону» в сопровождении «Сталкера». Но народ упрямо тянулся к капиталистическому уюту в ресторанах.
В начале семидесятых ушлые комсомольцы открыли новое кафе «Сонеты» на Караванной улице, недалеко от Манежной площади и Дома кино. Кафе неуютное, узкое и длинное, как тюремный коридор, но с баром. Все стиляги и мажоры кинулись в эту прозападную зону сидеть на торчках и пить алкогольную мешанину под названием коктейль. С барменом Валеркой Прокофьевым мы как-то быстро сошлись. Он уважал меня за спортивные успехи и просил научить его приёмчику карате. Тогда это было дико модно. Я долго отнекивался, но когда он предложил мне за полтинник (это половина моей месячной стипендии аспиранта) два раза в неделю тренировать их группу по утрам на Зимнем стадионе я сломался. Видимо неплохо зарабатывал бармен, если готов был выложить такие деньжищи за приёмчик магической самозащиты.
По утрам во вторник и в пятницу я проводил часовую тренировку по основам карате на пустом стадионе для шести человек (Матвиенко, Руденко, Прокофьев, Храбров, Добриков и Петрик), заставлял их передвигаться в экзотических стойках, делать «железные» блоки от ударов и махать ногами выше головы. Они были в восторге. А потом попарившись в сауне, мы завтракали в «Сонетах» и сидели в баре, создавали себе Зону нездешней роскоши.
Валера Матвиенко однажды предложил мне зайти с ним в Елисеевский гастроном и купить для семьи деликатесов. Он работал там грузчиком и был в почёте у директора. Жил Валера с родственниками на проспекте Дыбенко, а вечером шёл в «Кулёк» на занятия. Он хотел стать режиссёром массовых зрелищ. И стал.
Главной идеей его дипломной работы была постановка «Лебединого озера» на стрелке Невы со стаей лебедей из фанеры. Сильное, должно быть, зрелище.
Когда Валера устроился на работу в Ленконцерт у меня появилась новая халтура. На всех праздниках я придумывал для его представлений какие-нибудь незамысловатые шутихи и трюки и зарабатывал свою копеечку. Мне трудно было оценить его красоту, как мужчины, но Валерка не вылезал из Мюзик-холла. За ним тянулся и я, осторожно обмакивая свои чистые лапки в порочное зелье разврата. Как у них на Западе у нас не получалось. Квартирный вопрос нас сильно мучал. Но мы наслаждались и этим. Спасала наша творческая дружба на почве карате с директором Зимнего стадиона Витей Руденко. Ильюша Резник не даст соврать, но наши оргии в бане восстановительного центра спортсменов давали фору фонтану Треви из «Сладкой жизни», а иногда превосходили и «Сатирикон» вожделенного Федерико Феллини.
В реальной действительности советские бабы, опаздывая на работу, носились за автобусами, обнажали голубые фланелевые штаны, падая на остановках, и ни о каком сексе, засыпая вповалку в одной комнате с родителями, не думали. Но детей упрямо продолжали рожать. Может они беременели от кинофильмов с Жаном Полем Бельмондо? Вот чудовища!