Истории Ворона

Артем задумался. Сколько этажей он оставил над головой? Огромная подземная парковка с внедорожником цвета хаки – раз; колоссальный коридор-пандус с зубчатыми рейками вдоль стен – два; коридоры, пронумерованные римскими цифрами, со встроенными снежащими мониторами и дверями без ручек – три; и вот теперь – круглый тамбур, который ведет в…

Его пустыню.

Вывернутую наизнанку пустыню, в которую он закапывается с головой. Быть может, только так он сможет вернуться… куда? к кому?

Вопросы не имели смысла. Как и цифры вместо названий в экспликации помещений. Какую функцию выполняло это здание? Что напоминало? Почти ничего… какие-то обрывки… стены больниц и офисных зданий… подземные парковки и камеры для временного пребывания заключенных… технологические помещения и перевернутые лифтовые шахты… Сколько он спроектировал таких, пустил по штрабам ручейки кабелей, расставил щиты и агрегаты, развел и подключил датчики…

Восприятие размылось, только одно чувство было четким – в припорошенных песком, штукатуркой и битым стеклом подвальных ярусах чувствовалась выборочная уборка. Кто-то или что-то убрал… следы человека. Живого или мертвого.

Артем услышал звук, слабый и скользкий. Звук доносился из помещения, куда некогда вела продавленная, сорванная с петель дверь. Ступая по песку и темным засохшим пятнам, он двинулся вперед. Бетонный пол был исцарапан. Он шагнул в проем.

Помещение было больным.

В дальнем верхнем углу квадратной комнаты висела огромная морщинистая опухоль, отмеченная крестом воспаленных шрамов. От опухоли по стенам и потолку разбегались бурые корни, покрытые красными волдырями и горчичными полосами. В липких полостях шевелились белесые усики.

Опухоль дышала. Артем не понимал, как нечто столь уродливое может быть живым, как может существовать, сокращаться и расширяться. Врастать в здание – ведь чудовищная аномалия именно это и делала: множила свои безумные клетки, гнездилась сгустками ткани в полостях стен, труб и вентиляционных каналов.

Сквозь армированную плитку из пола торчали согнутые костяные пальцы, словно ребра рептилии, сгинувшей миллионы лет назад. Участки стен, до которых не добралась зараза, темнели от влажных потеков. По всему потолку светили мощные лампы, некоторые не только через решетчатые кожухи, но и сквозь бурые уплотнения. В углу, по левую руку от Артема, стояли пластиковые коробки с каким-то тряпьем. Ответ нашелся быстро: строительные робы.

– Ты ведь меня слышишь? – спросил Артем, преодолевая отвращение.

Разумная опухоль. Мать «снегирей».

Его бархан.

Решится ли он перебраться через гребень, чтобы расплакаться от облегчения или изорвать лицо о зазубренные клыки боли?

Он повел взглядом и увидел красный огонек видеокамеры. Камера повернулась в чашечке из гниющей массы; несколько белесых нитей, опутывающих корпус, лопнуло.

Здесь есть люди, работники? Но ведь наблюдать можно и удаленно. Что-то ему подсказывало, что никто в здравом уме не будет сидеть в слепом здании, по соседству с этим.

Артем представил обесточенные городские микрорайоны, и свет в круглых окнах странного здания, и еще больше света, нет, поток чистой энергии, который вливается в сложные установки, намертво прикрученные к бетонному полу подвала, очень глубоко – люди в халатах спускаются на лифте, и наэлектризованное, искрящее поле, как пленка натянутое на, скажем, вращающийся металлический обруч, и неведомое создание, возможно, шар или принявшее форму шара, которое рвет «пленку» с другой стороны этой реальности, незримого мира…

(Или проще представить отравленную радиацией землю, в которой зреет черное уплотнение?)

Лоб вспотел. Футболка прилипла к телу. Куртка казалась тяжелой, очень тяжелой.

Артем оглянулся на тамбур. Он уже был готов повернуть назад, как вдруг опухоль издала хлюпающий звук. Воспаленное перекрестье раскрылось. Из брюха опухоли вывалилось человеческое тело.

Артем ошибся. Опухоль не рожала «снегирей».

Опухоль выблевывала людей.

Мужчина был голый, покрытый жирной бледно-зеленой слизью. Он казался мертвым. Артем не мог долго смотреть на его лицо. Его верхняя губа делилась пополам: расщелина поднималась к носовой полости – и не останавливалась. Красная трещина пробегала между неподвижными мутными глазами. Лицо мужчины словно рассекли мачете.

Охваченный ужасом, Артем понял, кто лежит на полу в луже слизи.

Молодой полицейский из «охранки». Опухоль что-то сделала с его заячьей губой…

Артему показалось, что глаза полицейского шевельнулись. Он не смог этого вынести.

Бросился в тамбур, оттуда по лестнице наверх. В щелях между металлическими ступенями он различил большое круглое пятно. Услышал чавканье.

«Снегирь» доел (кого? Димку?) и укатился в темноту.

Артем преодолел два пролета, остановился, и его вырвало.

В конце коридора прокатился – то сморщиваясь, то расширяясь – другой «снегирь».