Артем устремился в противоположную сторону. Этих созданий надо уничтожить; но – как? Он представил, как «снегири» набираются смелости и расползаются по городу, пожирают прохожих, а разумная опухоль в подвале… что?.. выблевывает переваренное «снегирями»? Как это работает – как гребаный телепорт? В мозгу мелькали хаотичные образы. Покрытое шишками и язвами лицо дяди Сережи. Разорванное пополам лицо молодого полицейского… Телепорт, который еще не разобрался с параметрами передаваемых объектов… который размешивает по телу тлеющие очаги раковых клеток… который…
Но ведь так не бывает. Из военных лабораторий и чего-то в этом роде не сбегают чуждые этому миру существа. Не лакомятся аборигенами. Не воссоздают их копии.
Почему нет?
На этот вопрос у него не было ответа.
Не останавливайся, не останавливайся!
В затенении слева, за внедорожником, шевельнулась какая-то фигура. Выкатилась, стала приближаться. Раскрылась огромной зубастой пастью.
Артем привалился к колонне.
Закрыл глаза, воскрешая в памяти предпоследнюю прогулку с сыном. Маугли познакомился в парке с белобрысым мальчиком, а Артем ходит с папой мальчика следом – чужие и в то же время не совсем незнакомые люди, скрепленные этим приступом дружбы их детей. Больше всего на свете ему нравилось смотреть, как сын играет с другими детьми, радуется, смеется. Маленький акт волшебства, горячего сердца.
– Ну, давай… – прошептал Артем.
«Снегирь» остановился.
– Передумал?
Артем махнул рукой и пошел к выходу.
На стройке суетились люди в военной форме. Многие были в противогазах. Один возился с матово-черным чемоданчиком, из которого тянулись разноцветные провода. Часть забора отсутствовала, Артем не нашел пролета с калиткой. В воздухе висел запах гари. У бытовок стоял странный грузовик с закрытым пирамидальным кузовом – темно-зеленый, угрюмый, с решетками на окнах; на желто-красном опознавательном знаке было замазано слово «ЛЮДИ».
Высокий человек в противогазе схватил Артема за рукав и толкнул к грузовику. Но тот, что стоял у кабины, сутулый и горбоносый, был занят прибором, похожим на телевизор. Он выругался в балаклаву и постучал по прибору ребром ладони.
Остальные просто не обращали на Артема внимания.
Он вывалился в распахнутые настежь ворота, едва не попал под колеса маленького черного танка, который почему-то направлял орудие на ТЭЦ, вжал голову в плечи, когда станция грянула испуганным гулом, и побежал.
Его не окликнули, не попытались остановить. Артем испытал облегчение, что не надо никуда звонить, никого вызывать – военные уже на месте, разберутся.
Начался дождь. На парковке супермаркета скучали таксисты.
Уже в машине, на полпути к Маугли, ему внезапно стало страшно – он медленно опустил глаза и осмотрел себя, ожидая увидеть черно-красную строительную робу.
Джинсы, ветровка, мокрая от пота футболка. Он ощупал все это – для верности. Закрыл глаза и тяжело вздохнул. Затем опустил стекло, чтобы капли дождя падали на лицо.
Маугли бросился ему на шею. Волосы сына пахли яблоком.
– Оставайся здесь, я наготовила, – сказала Нелли, уже нарядная, с прической.
Он согласился. Согласиться было легко.
Горела ТЭЦ – на другом конце города, в его воображении. Он
Несмотря на пережитый кошмар – или, скорее, благодаря пережитому кошмару – он чувствовал эйфорию. Жизнь чувствовал! Да, был и страх, липкий и комковатый, но Артем использовал этот сгусток как батарейку.
Горела ТЭЦ. Это было не только видение, но и мысль. Мысль-заноза.
Что она значит?!
Он неожиданно понял. «
«Глупость, какая глупость».
«Снегирь» не тронул его на подземной парковке, потому что на какое-то время пустота внутри него отступила, изгнанная воспоминаниями о сыне или уродливым азартом выживания, – и «снегирю» это не понравилось. Они хотели другого. Они
Одиночеством? Безразличием? Покорностью?
За окном поднималось, наползало что-то огромное, шарообразное, черное; катилось, проворачиваясь красным.
«Радиация, эксперименты, как же… Мы сами их приманили… Новый район, молодые, отстраненные, потерянные… пузырьки газа в мутной жидкости, и хорошо, если внутри семьи, а то ведь и по отдельности пузыримся…»
– Не отдам, – сказал Артем, – больше ни капли.
– Что? – спросил Маугли.
– Ничего. Танцуй, пожалуйста, танцуй.
Маугли выключил свет. В темной комнате горел экран телевизора. За окном, на другом конце города, горела ТЭЦ, горело слепое здание, пламя проворачивалось, шуршало, росло, но Артем смотрел на Маугли, только на танцующего Маугли, на него одного, отвлекаясь лишь на мысль (