История Абулфейз-хана

Стихи:

От грохота ружейных выстреловСам крокодил задрожал [со страху] в реке.От криков того сильного народаРасселась гора Демавенд[141].Один — с мечом в руке, опьяненный безумием [боя],

[Представлялся] крокодилом, плавающим в море крови,Другой — с рекою пены, выступавшей [у него] на губах,С телом, ринувшимся в жар и зной сечи.Один, как Сухраб, зычно кричит,И если враг — сам Рустем, то дрожит [перед ним].Другой — силач с тяжелой булавой,Сокрушающей головы и палицы туранцев.

Видел я много книг и исторических сочинений,Много читал и много прослушал [их],Но не видел и не слышал в миреИсторий и достопамятностей, подобных этой,[Чтобы] триста демонов были уничтожены сорока человеками,Став добычею их мечей.

Счастья, бывшего уделом сего государя Бузанжирова семени,Мы не видели [и] в Тимуровом государстве.Когда волнение народа достигло крайнего предела,Мир стал объят смятением и криками.

Когда известие [о происшедшем] достигло до Ибрагим аталыка, от которого /115 б/ отвернулось счастье и беда обернулась к нему лицом, а Султана кушбеги похитил орел смерти, — он, [страшно] пораженный, поднялся с суфы мечети Паендебия и отправился в Джуйбар[142]. Он в волнении приказал глашатаю ехать впереди и кричать: «Хан, этот самый хан, и аталык, этот самый аталык»[143]

... был отнесен, но условия братства и союз дружбы к Султану кушбеги [у него] всегда определенно были, так что, памятуя рассказ о Лейле и Меджнуне, они постоянно утром и вечером бывали, как за одною чашкою, так и за одним пиршеством. Некоторые люди в отношении этих двух так и говорили. И другое тоже было известно, /116 а/ что Ибрагим и Султан [кушбеги] устроили такое совещание, что если высокого кипариса, благородного государя, постигнет несчастье[144]... при этих обстоятельствах оказался без средств. [Весьма] пораженный, он вскочил с места и отправился к неблагодарному Ибрагиму.

Короче говоря, в ту же ночь Ибрагим, забрав свою жену и детей, направился на свою летовку в Шахрисябэ. По выходе его из [городских] ворог к нему пристали все кенегесы и все они поехали вместе. Достигнув моста Али-Сулейман, они стали между собой говорить: «Все, что с нами случилось, всему этому причина — Ходжа». И они обнажили Ходжу, решив его убить[145], но Ходжа, пользуясь ночною темнотою, убежал и скрылся в посевах; потом добрался до дома отца, а оттуда бежал в Хорезм. Ибрагим, [как упомянуто], направился в Кеш. Ходжа Кули-бий диванбеги, будучи союзником Ибрагим аталыка, был хитрецом и рассудительным человеком: он в ту ночь прибыл к подножию [большого] минарета, к «убежищу войны», доброжелательному Хакиму парваначи, сыну Худаяр-бий аталыка[146], потому что упомянутый парваначи бил в барабан /116 б/ преданности [престолу]. Он известил его величество [хана] об этом ужасном событии и проявил крайнюю лояльность. [Оба] они, Ходжа Кули-бий и Хаким парваначи, расположились на суфе медресе Мир-Араба. Диванбеги клялся, что он ничего не знает о вероломстве этого народа, но слуги его величества [хана] кричали с высоты арка: «Если ты мангыт или катаган, приходи с расположением [и преданностью престолу]! Народ, избивай племя кенегесов, которые наши и ваши враги!» [Тем временем] через стену арка на веревке спустили [в город] человека по имени Хаджи Бадр, из числа старших в доме Хаким мирахура. Он, явившись к диванбеги и парваначи и известив их о высочайшей милости, доставил обоих в небовидный дворец.

В течение нескольких дней по улицам города были устроены заграждения из тонких жердей[147], и узбеки, [боясь городского населения], дрожали от страха, как древесные листья, и никто из них не мог прямо смотреть в лицо горожан.