История альбигойцев и их времени

Между тем английские наемники опустошали страну — и эта опасность постепенно сблизила Тулузу с Арагоном. Война закончилась официальным миром лишь в феврале 1185 года, скрепив те неожиданные дружбу и союз между Раймондом и Альфонсом, плоды которых обнаружились впоследствии так значительно. С этого трактата начинается крутой поворот Раймонда в пользу альбигойцев.

Вмешательство Альфонса могло только усилить подозрительность Рима и ускорить решительные меры. Посылая в 1180 году на Юг нового легата, Александр III снабдил его полномочиями прибегать где надобно к силе оружия и , призывать к службе светских князей. На этот пост был назначен Генрих, недавно избранный кардиналом, бывший аббат Клерво.

Везонский хроникер рассказывает, как среди огромного собрания Генрих проповедовал крестовую войну против еретиков Альбижуа — альбигойцев, впервые здесь официально названных таким именем. Он собрал первых крестоносцев, число их неизвестно [2_147]

. Весной 1181 года Генрих прибыл во владение Роже Безьерского. В то время как неприятель приближался, архиереи альбигойские, так безвредно для себя всегда осуждаемые, продолжали жить в замке Лавор. Виконтесса Аделаида предводительствовала его защитниками. Самого Роже в замке не было, так что папскому легату и его пестрому воинству, набранному отовсюду, пришлось иметь дело с женщиной.

Крестоносцы, предводимые легатом, кинулись на приступ. Осажденные отбились. Однако атаки продолжались, и Аделаида вынуждена была сдать замок.

Архиереи попали в плен, их привели к легату. Рядом с ним сидели архиепископ Оша и епископ Кагорский. Под страхом смерти еретиков принудили отказаться от их веры. Они должны были заплатить большие штрафы в пользу двух тулузских церквей. Виконт Роже, узнав о взятии Лавора крестоносцами, запросил мира. Первым условием было .поставлено отречение от ереси. Роже, оставшийся один на один с крестоносцами, не мог не согласиться. Он не находил больше средств для борьбы. Вся его страна была опустошена. Примеру Роже последовало множество местных рыцарей. Впрочем, отречение их было притворно, дело ереси еще серьезно не пострадало.

Так кончился первый крестовый поход на альбигойцев. В сущности он был попыткой, пробой сил. О нем, как видим, сохранилось немного сведений, его никто не отображал обстоятельно [2_148]

. Тем не менее последствия его для страны были серьезны. Один французский аббат, сопутствовавший кардиналу Генриху, рассказывает, что легат со своими воинами проник в Гасконь до самых Пиренеев и везде встречал следы опустошения от басков, арагонцев и разбойничьих шаек.

«Я следовал за легатом, — пишет аббат, — через горы и долины, посреди пустынь. Везде я встречал города, пострадавшие от пламени, разрушенные дома. Опасности, которые меня окружали, будто напоминали присутствие смерти. Но в Септимании, подъезжая к Тулузе, я был свидетелем сцен, ужасных более самой смерти. Я видел сожженные и почти разрушенные церкви; места, которые некогда служили обиталищем людей, сделались убежищем для зверей» [2_149].

Если крестоносцы жгли города, замки и села, населенные альбигойцами, то последние не щадили католических храмов. Папское правительство со своей стороны, приняло меры чтобы чем-либо гарантировать на будущее успехи католической проповеди в стране. Бездеятельные и потому ненадежные архиепископы нарбоннскмй и лионский были сменены. Один из баронов люнельских, Бернард Госелен, прежде епископ Безьера, был назначен в Нарбонну, а епископ Пуатье посажен в Лион. На местных соборах в Пюи (15 сентября 1181 года), в Базакле (8 декабря 1181 года) и в Лиможе (март 1182 года) речь главным образом шла об еретиках, против которых было решено прибегать к силе оружия. Но в сущности все попытки, направленные из Рима против лангедокских ересей, были бесполезны. Опустошение страны еще более усилило ненависть торгового и промышленного класса, призывая его к мести. Новые архиепископы оказались не полезнее прежних. Предписания соборов были неисполнимы. Как только легат с крестоносцами покидал местность, в ней все принимало прежний порядок.

Папство попробовало испытать еще одно средство. В Риме решили выдвинуть императорское имя, как знак той власти, с которой в умах средневековых людей долгое время соединялось представление о высшей на земле светской силе. В декрете, изданном против еретиков в год возвращения Генриха из легатства, папа Луций III, указав на «непрестанное развитие еретического яда», замечает следующее: