Например, одно из писем апостола, а именно Послание к Филиппийцам, явно написано из тюрьмы, и на основе Деяний нам следовало бы заключить, что оно восходит к тем временам, когда апостола Павла пленили и увезли в Рим для суда и, возможно, для казни. Но из Второго послания к Коринфянам (2 Кор 11:23–29) мы узнаем, что Павла бросали в тюрьмы не раз и не два, а еще его били палками, он терпел кораблекрушение, и ему выпадали всевозможные горести и беды, о которых мы бы никогда и не узнали, если бы читали только Деяния: там упомянута лишь одна ночь в темнице (Деян 16:19–40) — и вслед за ней апостола Павла окончательно берут под арест в Иерусалиме. Если пройти за изречениями самого апостола Павла, то невозможно узнать, где он был, когда писал Послание к Филиппийцам. И равно так же уже не в пример сложнее определить порядок появления посланий, если отойти от основы, предложенной в Деяниях и просто проследить свидетельства самих писем. Нокс указал: стоит сделать это, и даже прочно устоявшиеся гипотезы, например, идея о том, что прежде всех других возникло Первое послание к Фессалоникийцам, могут показаться шаткими. В Первом послании к Фессалоникийцам сказано: «Ибо от вас пронеслось слово Господне не только в Македонии и Ахаии, но и во всяком месте прошла
И прежде всего, в посланиях образ Павла совершенно не такой, как в Книге Деяний святых апостолов. В Деяниях он вершит свой труд, получив полномочия от предводителей Иерусалимской церкви, всегда тщательно следит за тем, чтобы действовать согласно их ожиданиям, и, наконец, принимает участие в сравнительно формальном совете, о котором нам сообщает пятнадцатая глава Деяний, – в том, где поднимался вопрос, законно ли принимать христиан из язычников. Председателем на этом, как его часто называют, «Иерусалимском соборе», был Иаков, а Павел и Варнава воспринимались как делегаты от церкви в Антиохии. После долгих споров собор согласился с тем, что миссия к язычникам законна, при условии, что те обязуются соблюдать несколько базовых правил насчет морали и вкушения мяса. Иаков подвел итог так:
…а написать им, чтобы они воздерживались от оскверненного идолами, от блуда, удавленины и крови, и чтобы не делали другим того, чего не хотят себе.
Другими словами, язычникам, перешедшим в христианство, не нужно было становиться иудеями — от них требовалось лишь соблюдать некую облегченную версию иудейских правил, касавшихся ритуальной чистоты. Согласно Деяниям, собор этот проходит, в общем-то, в начале миссионерского пути Павла. Впрочем, если проследить по письмам, то выходит, что Нокс прав и в Иерусалим, на встречу с предводителями церкви, апостол Павел, скорее всего, приехал ближе к концу своих дней, а привело это главным образом к тому, что он согласился собрать для обедневшей христианской общины в Иерусалиме пожертвования в своих церквях — у язычников, обращенных в христианство. Пару лет спустя, когда он доставлял эти пожертвования, его арестовали, и его свобода окончательно закончилась. Апостол Павел, приехавший в Иерусалим ради этой беседы, – конечно же, ее невозможно назвать «собором» в формальном смысле, – не расценивал себя как человека, над которым довлеет чья-то власть, а скорее считал, что он в полной мере равен иерусалимским предводителям. Можно вспомнить, как он лицом к лицу противостоял апостолу Петру в Антиохии, когда решался вопрос, связанный с язычниками (Гал 2:11–14).
Таким образом, в посланиях Павел намного более независим и необуздан, нежели в Деяниях: его не так сильно тревожит, поладит ли он с зарождавшейся Церковью; и он уверен в своей правоте, особенно в том, что касается язычников. Он притязает на то, чтобы считаться апостолом по полному праву; он определен как тот, кто видел воскресшего Иисуса; и в этом он не намерен уступать тем, кто был учениками Иисуса в дни его земной жизни, и отдавать им превосходство. Заявление это весьма необычайно, и, кажется, автор Деяний его не признает: он нигде не называет Павла апостолом, а в тринадцатой главе пишет о том, как община в Антиохии, возложив руки на Павла и Варнаву, уполномочила их ехать с миссией в Иерусалим, – можно предположить, что сам апостол Павел только бы презрительно рассмеялся при мысли о таком. Он мог быть смиренным, мог говорить о себе, что он — «наименьший из Апостолов», ибо преследовал Церковь Божью (1 Кор 15:9), но в том, что касалось его апостольской власти, он не уступал никому.