В апостоле Павле, как и в Лютере, видели борца, который пытался соблюдать требования Божьи, приведенные в ветхозаветном законе, но в конце концов пришел к убежденности в том, что никакое послушание закону, сколь угодно великое, не способно даровать спасение. Порой апостол Павел признавался, что просто не мог подчиняться Богу во всей полноте требований («Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю», Рим 7:19); а в другие времена он был послушен (Флп 3:4–6), и все же начал понимать, что этого недостаточно. Все осложнялось и возможностью двусмысленной трактовки слова «дела». Что имеется в виду под «делами»? Нравственное поведение? Или послушное исполнение особых ритуалов, будь то иудейских — или, по аналогии, католических? Впрочем, ни то, ни другое не могло даровать спасения.
В XX веке появилось движение, названное «Новый взгляд на апостола Павла». Особенно заметными его деятелями были американский библеист Эд Пэриш Сандерс и двое ученых из Соединенного Королевства — Джеймс Данн и Николас Томас Райт. Благодаря им нам удалось рассмотреть спасение по благодати через веру не с точки зрения «интроспективной совести Запада»{161}
, а поместив труды апостола Павла в их исторический контекст. На самом деле Павел не боролся с собственными недостатками и не стремился достичь успеха в соблюдении Закона: его главным образом тревожили вопросы о том, как принять язычников в сообщество христиан, и о том, как будут обращенные в христианство язычники относиться к иудеям, – именно потому он и направился в Иерусалим на встречу с Петром, Иаковом и другими предводителями. Проблема состояла не в том, как люди обретают спасение (в смысле — освобождаются по отдельности от вечной смерти, как понимали это на диспутах в эпоху Реформации), а о том, надлежит ли обращенным в христианство язычникам соблюдать все мелочные предписания иудейского закона, если они должны обрести спасение (в смысле — стать частью христианского общества, которому предначертано жить вечно со Христом). Павел, и порой резко, утверждал, что язычники, обратившиеся ко Христу, не обязаны исполнять иудейский закон, ибо их вера во Христа — уже в полной мере достаточная замена дел закона. Безусловно, Павел предполагает, что иудеи тоже «оправданы» (иными словами, Бог считает их праведными) через веру, а не через дела Торы («дела закона») — хотя он и не заходит настолько далеко, чтобы открыто сказать, что иудеи, принявшие христианство, должны отказаться от следования Торе.Но Павел ни разу не предполагает, будто христиане не должны соблюдать базовые нравственные требования, хотя, как и Иисус, апостол склонен сводить их к нескольким простым формулировкам:
Знаешь заповеди: не прелюбодействуй, не убивай, не кради, не лжесвидетельствуй, не обижай, почитай отца твоего и мать.
…возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душею твоею и всем разумением твоим: сия есть первая и наибольшая заповедь; вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя.
Иисус сказал ему: возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душею твоею и всем разумением твоим: сия есть первая и наибольшая заповедь; вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя.
Поздние поколения порой делали вывод о том, что вера была заменой и нравственного поведения — и, выходит, поступки христиан вообще не имеют никакого значения. Христос отменил все моральные оковы, говорили они, и христиане были вольны делать все что захотят. Это убеждение, формально известное как антиномизм (буквально «оппозиция к закону»), во II веке разделяли немногие. Впрочем, намного чаще он становился оружием для тех, кто принимал участие в споре и стремился с его помощью доказать, будто то или иное отношение соперников к вере и делам делает их антиномистами. Как и многие ереси, антиномизм существовал в глазах смотрящего. Апостола Павла антиномистом не назвать: его послания завершаются перечнем моральных наставлений, и ожидается, что читатели будут им следовать. А многие из этих наставлений очень требовательны, и мало какое требует меньше, чем, скажем, список в конце Послания к Галатам: