История Библии. Где и как появились библейские тексты, зачем они были написаны и какую сыграли роль в мировой истории и культуре

В общих чертах это соотносится с традициями в Евангелиях от Матфея, Марка и Луки, хотя ближе всего к последнему^{171}. Учение Павла о разводе и вступлении во второй брак тоже восходит к Иисусу (1 Кор 7:1–11); впрочем, неясно, что именно из них Павел имел в виду — те фразы, которые Иисус произносил в земной жизни, или же учение, которое, как верил Павел, было открыто ему воскресшим Господом. Но в любом случае можно справедливо сказать, что Павел весьма нечасто цитирует Иисуса, сколь бы странным это ни показалось.

И все же невозможно представить, будто Павел мог обратить в евангельскую веру стольких людей и при этом не рассказать им хоть немного о том, кем был Иисус, а это неотделимо от того, чему он учил. Обращенные должны были узнать об Иисусе в должной мере — иначе как бы они ощутили, что его воскресение — это Благая Весть? Если бы из мертвых, например, был воскрешен Понтий Пилат, вряд ли такая весть стала бы для них поводом для торжества. И нам остается предположить, что ранние христианские церкви получили некое представление, пусть даже отрывочное и самое элементарное, о жизни Иисуса и его учении. (Это подразумевается в речах, приведенных в Книге Деяний святых апостолов, скажем, в таких как Деян 2:14–36, где Петр описывает Иисуса как «мужа, засвидетельствованного вам от Бога силами и чудесами и знамениями».) Это значит, что христиане, ставшие вестниками Евангелия — такие как Павел — должно быть, передавали и изречения, и истории, основанные на свидетельствах очевидцев, и сложно вообразить, чтобы эти истории радикально отличались от рассказов, которые мы встречаем в Евангелиях; следовательно, основы Евангелий восходят к самому началу христианского движения.

Ничего из вышесказанного не означает, будто Евангелия — это сами по себе рассказы очевидцев. Часто считается, что Евангелия основаны на воспоминаниях четырех разных свидетелей, и это объясняет, почему они отличаются друг от друга. Но только два их них (Евангелие от Матфея и Евангелие от Иоанна) хотя бы приписываются тем, кто входил в число двенадцати апостолов, и даже в этом случае авторы определялись значительно позже, чем возникли сами Евангелия: их заглавия («от Матфея», «от Марка», и так далее — без слова «Евангелие») не являются неотъемлемой частью текста, а были добавлены позже, когда переписывались манускрипты, – когда это в точности произошло, мы не знаем. В последующей традиции сочли, что Марк — это «Иоанн, называемый Марком», упомянутый в Деяниях (Деян 15:37), а Лука — это «Лука, врач возлюбленный», о котором говорится в четвертой главе Послания к Колоссянам (Кол 4:14). Но даже если это правда, все равно ни один из них не мог даже и близко быть свидетелем событий, о которых они писали. Это признавалось всегда. Мы видим это даже в попытке причислить к реальным свидетелям хотя бы Марка: попытку эту предпринял Папий, епископ малоазийского Иераполя^{172}

(70–163). В своем труде «Изложение изречений Господних» Папий, как считается, сообщил о том, что, согласно «Иоанну пресвитеру», Марк выступал как переводчик Петра и написал свое Евангелие на основе воспоминаний апостола^{173}. Но даже будь это правдой, Марк все равно стоит в отдалении от событий, о которых повествует. Лука, по его собственным словам (Лк 1:1–4), расспрашивал многих, пытаясь выяснить истину об Иисусе.

Как уже многие начали составлять повествования о совершенно известных между нами событиях, как передали нам то́ бывшие с самого начала очевидцами и служителями Слова, то рассудилось и мне, по тщательном исследовании всего сначала, по порядку описать тебе, достопочтенный Феофил, чтобы ты узнал твердое основание того учения, в котором был наставлен.

Лк 1:1–4

Эти слова подразумевают не только то, что он принадлежал к более позднему поколению, чем сами апостолы, но и то, что ко времени его жизни в народе уже обращались различные записанные рассказы.

Вопрос о происхождении Евангелий, и, в частности, о том, как они взаимосвязаны — самый запутанный и сложный в библеистике, даже более трудный, чем вопрос об истоках Пятикнижия. Как вышло, что истории об Иисусе и его изречениях начали записывать и располагать столь различными способами? И почему четыре разных версии обрели столь высокий статус, что ныне все они стали частью Священного Писания Церкви — даже хотя несовместимы друг с другом в столь многих деталях?

Синоптические Евангелия