История Библии. Где и как появились библейские тексты, зачем они были написаны и какую сыграли роль в мировой истории и культуре

Как мог он написать книгу столь пространную, что сыны Израилевы оставались там до самого конца, да и как могли камни жертвенника вместить содержание столь пространной книги? …Господу нашему Иисусу не требовалось много времени, чтобы написать Второзаконие, иными словами, второй закон, в сердцах и в духе верующих, достойных того, чтобы стать избранными для сооружения жертвенника; чтобы начертать там дух закона^{363}.

С раввинами Оригена роднит еще и то, что он, равно как и они, желает трактовать Священное Писание так, чтобы оно звучало в согласии с предписаниями исповедуемой веры. Скажем, иудеям прежде всего надлежит убедиться, что (Еврейскую) Библию читают в соответствии с установленными обычаями Торы: практические расхождения, как мы видели, приходится примирять. А Оригену важнее согласовать Священное Писание с христианской доктриной и убедиться в том, что оно понимается сообразно «правилу веры». И если учесть, что по крайней мере Ветхий Завет происходит от семитских учений, а не из мира греческой философии, то для таких согласований требуется немалое искусство. Например, на уровне прямого смысла Ветхий Завет, по-видимому, подразумевает, что у Бога есть физическое тело с руками и лицом^{364}. Для Оригена — как, в общем-то, и для христиан — это просто неправда; и такие пассажи следует толковать метафорически. (Раввины тоже полагали, что Бог нематериален, но эта проблема не была для них центральной, поскольку никак не влияла на обычаи жизни иудеев.)

Аллегорический метод Оригена приводит к мысли о том, что Ветхий Завет — текст на самом деле христианский^{365}; как мы видели, такой подход считали верным и к «Посланию Варнавы», возникшему за поколение до Оригена. Как и апостол Павел, Ориген полагал, что отсылки к переходу израильтян, ушедших из Египта, через Красное море, на самом деле относились к христианскому крещению: «То, что иудеи полагали переходом через море, Павел называет крещением; то, что они полагали облаком, Павел объявляет Духом Святым» (Гомилия на Исход, 5, ср.: 1 Кор 10). Вся ветхозаветная система ритуалов и жертвоприношений — это завуалированная аллюзия на жертву Христа, на что усматривается намек в Послании к Евреям: ее земная форма прекратила существовать, но она живет в мире символов. В главе 13 мы говорили о выводе, к которому пришел Солен — о том, что подобный подход представляет собой форму суперсессионизма — и против того, что этот вывод справедлив, возражать трудно: в такой системе взглядов иудаизм утрачивает какую бы то ни было независимую обоснованность, а христианство завладевает его текстами и трактует их как предвестие истинной реальности, Иисуса Христа. Именно к такому мнению склонялось большинство отцов христианской Церкви, и потому сегодня те христиане, которые желают признать непрерывную важность иудаизма и отвергнуть идею о том, что в христианстве он был превзойден, сталкиваются с проблемой. В «духовном» толковании, как называл его Ориген, Ветхий Завет лишается своего контекста. В частности, поразительным примером будет рассуждение о псалме 136, «На реках Вавилонских»:

Дочь Вавилона, опустошительница!

блажен, кто воздаст тебе за то,

что ты сделала нам!

Блажен, кто возьмет и разобьет

младенцев твоих о камень!

Пс 136:8–9

Ориген отмечает:

Благословен, кто возьмет… младенцев Вавилонских, под которыми понимаются не кто иные, как «злые мысли», которые смущают и волнуют наше сердце; ибо именно это и значит Вавилон. Пока эти мысли все еще невелики и только зарождаются, их должно взять и разбить о «камень», который есть Христос [ср.: 1 Кор 10:4], и, по велению его, их надлежит уничтожить, чтобы «не оставили [из них] ни одной души» [Нав 11:14].

Гомилия на Иисуса Навина, 15:3