История частной жизни. Том 4: от Великой французской революции до I Мировой войны

Наверное, женский дендизм в начале XX века можно было обнаружить у амазонок — Натали Клиффорд–Барни, Рене Вивьен, Гертруды Стайн и их подруг. Женщины творческие, эстеты ар–нуво или авангарда, лесбиянки, признанные всем Парижем отчасти из–за своего иностранного происхождения, эти свободные женщины требовали права жить как мужчины. Вокруг них собралась целая плеяда «новых женщин» — журналисток, писательниц, актрис, адвокатов и врачей, даже профессоров, которые больше не хотели довольствоваться вторыми ролями, а хотели ездить по свету и любить в свое удовольствие. Одни ими любовались, другие смешивали с грязью; ничто не давалось им легко. В романах Марсель Тинер («Мятежница») или Колетт Ивер звучит эхо огромных трудностей, с которыми им пришлось столкнуться. Им понадобилась вся дружба, или любовь, женщин — и некоторых мужчин, — чтобы противостоять этим трудностям. Что же, совершить сексуальную революцию сложнее, чем социальную? Возможно.

Смерть бродяг

Из всех одиночек самыми подозрительными являются бродяги; только человек, у которого есть постоянное жилье, может считаться гражданином; в бродяжничестве общество видит протест против своей морали. В сельской местности, где крестьяне дрожат над своим имуществом, они видят в бродягах и нищих потенциальных воров, выгоняют и наказывают их. В Жеводане селяне бросили в овраг жестянщика, не заплатившего за стакан вина. Республика отцов семейств принимает энергичные меры: закон 1885 года о высылке в колонии рецидивистов, главным образом мелких воришек и бродяг, которые объявляются «неспособными ни к какой работе»; закон, закрепляющий за определенным местом разного рода кочевников и учреждающий для них санитарные паспорта и удостоверения личности. Бродяга угрожает семье и здоровью общества; является переносчиком болезней, микробов, туберкулеза (см. Ж.–К. Бон).

Холостяки, одиночки, бродяги — это маргиналы, живущие на периферии общества, центром которого является семья. Их материальное и моральное существование очень сложно. Их всегда в чем–то подозревают, они вечно обороняются, петля на их шее пока еще свободная, но она вот–вот затянется.

Тогда как средняя продолжительность жизни увеличилась, одинокие люди умирают раньше других, раньше стареют и чаще совершают самоубийства. Дюркгейм видит в распространенности самоубийств среди холостяков доказательство их неинтегрированности в общество. Мигранты, переселившиеся из деревни в убивающие их города, — лионские ткачихи, парижские служанки, живущие в мансардах, каменотесы из XI округа — идеальная мишень для туберкулеза, часто называемого бичом одиночек. Туберкулез не дает им создать семью — так велик страх заражения.

Одиночество — это стиль отношений с самим собой и с другими. Оно еще не является правом, выбором индивида. В нем, как в зеркале, отражается общество, где главными ценностями являются порядок и тепло домашнего очага.

ГЛАВА 3 СЦЕНЫ И ПРОСТРАНСТВА

Мишель Перро, Роже–Анри Герран

РАЗНЫЕ ОБРАЗЫ ЖИЗНИ

Мишель Перро

«Частная жизнь должна быть скрыта от посторонних глаз. Нельзя пытаться узнать, что происходит в доме другого человека», — советует словарь Литтре. Согласно Литтре, выражение «стена, окружающая частную жизнь», сформулированное Талейраном, Ройе–Колларом[164] или Стендалем, должно было появиться в 1820-е годы.

Тайна сохраняется разными способами. Мелкие группы и микросообщества занимают в публичном пространстве места для своих игр и сборищ. Клубы, аристократические кружки, ложи и общие комнаты, частные кабинеты, снимаемые на вечер, кафе, кабаре и бистро, «народные дома», в задних помещениях которых проводятся подпольные собрания профсоюзов, — буквально заполоняют город. «Промежуточные пространства», служащие для встреч, посещаются почти исключительно мужчинами; для женщин, которые становятся подозрительными, стоит им выйти «на публику», в них места нет. Они общаются между собой на рабочих местах, в церкви или в прачечных, которые пытаются защитить от возросшего контроля со стороны мужчин. Гражданское общество — не та пустота, о которой мечтает подозрительно относящийся ко всему законодатель, но муравейник, кишащий тайнами[165].

Господствующие классы, одержимые идеей отделения от глупой и грязной толпы, устраивают в общественных местах, и в частности в транспорте, безопасные ниши: театральные ложи, являющиеся продолжением гостиной, каюты на кораблях и купальни, купе первого класса позволяют избежать тесноты и скученности и подчеркивают различия. «С тех пор как изобрели омнибусы, буржуазия умерла!» — пишет Флобер, который по контрасту с омнибусом считает парижские фиакры, циркулирующие по городу с зашторенными окнами, символом адюльтера[166].

Домашний порядок