История частной жизни. Том 4: от Великой французской революции до I Мировой войны

Можно сделать следующие выводы. Были выполнены пилотные проекты. Застройщики иногда проявляли активность и разумность. Количественные результаты смехотворны, за исключением ситуации в Лионе, — слишком велика была потребность в дешевом жилье. Замкнутые в своей системе, тогдашние «либералы» не хотели понять, что сначала следовало резко поднять уровень жизни и уже потом искать решение проблемы. Они всегда презрительно относились к народу.

Еще один «необязательный» закон

Закон от 30 ноября 1894 года, первый французский закон, который открывал источники кредитования, позволяющие строить дешевое жилье, не принес результатов разработчикам, Жюлю Зигфриду и Жоржу Пико: они ожидали, что правящий класс отнесется к нему с должным вниманием. Ни Налоговая касса (la Caisse des dépôts), ни сберегательные кассы не захотели рисковать и вкладывать деньги, которые доверил им народ, в операции, целью которых тем не менее являлось именно народное благосостояние.

«В заключение, — уточнил Пико на заседании Французского общества дешевого жилья[295] в феврале 1905 года, — законы от 1894 и 1895 годов задолжали французским строительным компаниям более пяти с половиной миллионов, тогда как Сберегательная и пенсионная касса Бельгии выделила более пятидесяти миллионов на строительство в Бельгии. Маленькая страна с населением в шесть раз меньше нашего сделала дело в десять раз значительнее нашего!»

Таким образом, все остается на уровне благотворительности. В 1905 году, как и до 1894‑го, в судьбах миллионов семей не произошло никаких улучшений. «Рабочий живет так, как может, а не так, как хочет. Он не может выбирать между просторной квартирой и конурой; ему предоставляют одну или две комнаты, почти никогда — три; сколько бы детей у него ни было, ему приходится довольствоваться тем, что ему предлагают, и платить назначенную цену. В первую очередь полагается соблюдать требования собственника жилья». Этот вывод сделан на основании обследования жилья рабочих округа Люневиль в 1896 году, но то же самое можно сказать и обо всей Франции в целом.

Такая ситуация очень плохо сказывалась на семьях и морали. «Рабочий, тратящий на жилье 12–15% заработка и при этом живущий с женой и детьми в ужасающей тесноте, духоте, антисанитарии, пользуется любой возможностью уйти из дома. Недовольный собой, своим окружением, пребывая в плохом настроении, он влезает в долги и, случается, бросает работу. Не в силах победить нищету, он кочует из города в город, и его дети мечтают лишь о том моменте, когда они станут свободны и смогут вырваться из этой среды». Так писал автор работы о жилье рабочих в округе Маренн в 1898 году.

Общественная инициатива частных лиц в жилищном секторе потерпела неудачу. Социальное неблагополучие чувствовалось сильнее, чем когда–либо. Да и могло ли быть иначе в условиях соглашательства с властью? Промышленники и банкиры приняли Республику только на условиях ее полного невмешательства в дело накопления капиталов. Игра на бирже была гораздо более доходным делом, нежели строительство дешевого жилья, и правящие классы — и их клиенты–рантье — с жаром отдались ей[296]. По признанию Леона Сэя

[297], одного из руководителей Третьей республики, «благотворительность имеет границы, а хорошее размещение капитала–нет».

От фаланстера к рабочим поселкам

Фаланстер инженера Консидерана

Концепция унитарного жилья, изобретение Шарля Фурье, вызвала к жизни — скрыто или явно — появление множества систем и конкретных опытов в области строительства жилья для народа, и так продолжается до наших дней: подсчет денег пророка Гармонии не прекращается. Проницательный наблюдатель реальности своей эпохи, он не мог игнорировать то, что бросалось в глаза: «Наши моралисты, противники совместного труда представителей разных полов, не видят ничего ужасного в том, что три десятка бедняков, мужчин и женщин, набиваются, как селедки в бочку, на чердаки, вперемешку с больными. Цивилизованный обычай это допускает»[298]. Фурье не понаслышке знал «грязные и уродливые города»[299] и деревни, «скопище отвратительных хижин»[300].

В его идеальном обществе люди будут жить не в «хаотически стоящих домишках, соревнующихся, который из них грязнее и уродливее», — семьи будут жить в «фаланстерах» или «общественных дворцах», вмещающих до трех с половиной тысяч человек. Фурье приводит схематический план своего фаланстера и дает краткое пояснение к нему. Мысль будет подхвачена Виктором Консидераном, одним из первых популяризаторов идей Фурье[301].