История частной жизни. Том 4: от Великой французской революции до I Мировой войны

Как бы то ни было, прогресс постепенно проникает из высших сфер в мелкобуржуазную среду, но речь пока идет лишь о фрагментарном уходе за телом. В течение дня неоднократно моют руки, ежедневно — лицо и чистят зубы, по крайней мере передние, ноги моют два раза два в месяц, голову — никогда. Менструальный цикл продолжает регулировать календарь омовений. Большинство женских монастырей в XIX веке руководствуются правилами, установленными святым Августином. К концу века английская мода на мытье в большой лохани, а также крайне умеренное распространение душа изменяют ритм ухода за телом. К душу отношение благосклонное — он оказывает бодрящее действие. Однако ему по–прежнему приписываются лечебные функции. Согласно внутреннему распорядку Нормальной школы Севра, установленному в 1881 году, душ могут принимать только больные под присмотром медсестры. Тогда же поняли, с каким опозданием пришла сексуальная гигиена. Ги Тюилье констатирует, что такие изобретения, как биде и гигиенические прокладки, появились у благонравной нивернезской буржуазии лишь на заре XX века.

Сельское население, с детства привыкшее купаться в реке в сильную жару, остается в стороне от прогресса вплоть до I Мировой войны. Конечно, власти пытаются приучить людей к воде: в Нижней Нормандии в период Реставрации создается целая сеть фонтанов и прачечных, во время Июльской монархии — в Ниверне, в начале Третьей республики — в Мино, в Шатийонне. Конечно, больницы, тюрьмы, позже школы и казармы конкурируют в деле внедрения гигиены, пропагандируемой неутомимыми сельскими врачами, олицетворением которых стал доктор Бенаси[383]

. Но, как мы уже отмечали, научный подход к гигиене часто вступает в противоречия с народной мудростью: слишком частая стирка портит белье; тщательное ведение хозяйства — всего лишь потеря времени; грязь улучшает цвет лица. Медицинские предписания часто рассматриваются как недопустимое вмешательство городских господ в деревенскую жизнь.

В рабочей среде наблюдается двойственное отношение к занимающему нас вопросу: в конце века чистота становится потребностью; в желании переодеться после работы проявляется чувство собственного достоинства; стремление к чистоте нередко становилось причиной забастовок в парижском регионе накануне I Мировой войны. В то же время исполнение закона от 1902 года шло трудно. Медицинский осмотр воспринимался как невыносимое вторжение в частную жизнь. В Ниверне хозяева предприятий и рабочие совместно стали пренебрегать новыми предписаниями.

Откровенно говоря, в народной среде гигиена пока понимается как внешнее проявление. «Быть чистым» значит не оставлять жирных следов, носить одежду без пятен (в Лионе красильщик называется «пятновыводителем»), избегать грубых манер, причесываться, иногда мыть руки и лицо и, несколько позже, пользоваться одеколоном. Для героини романа Жюля Ренара «Старуха Раготт» гигиена заключалась в том, чтобы быстро съедать свой суп, а в доме ее соседки Фифиль Миньбеф ребенку приказывали вытирать с пола общей комнаты менструальную кровь. Сама республиканская школа, на которую возлагались такие надежды в отношении гигиены, не имеет никаких амбиций; чтобы убедиться в этом, достаточно внимательно перечитать «Путешествие двух детей по Франции» Ж. Брюно[384]

. Решительный бой разворачивается вокруг расчески и правил посещения туалета. Мальчику следует прекратить причесываться пальцами, а трусики девочки должны быть чистыми.

Тем не менее к началу XX века намечается поворот: постепенно развивается производство сантехнического оборудования, в спортивных обществах начинают активно пользоваться душем, органы санитарного надзора чаще посещают с проверками туристические гостиницы и шикарные бордели — все это способствует установлению санитарно–гигиенических норм и выработке соответствующих привычек, однако только в период между войнами появятся жестяные эмалированные ванны, а в 1950‑х душ и ванная комната станут обычным делом. Лишь после этого можно будет говорить о революции в гигиене.

Угрожающие желания