История частной жизни. Том 5. От I Мировой войны до конца XX века

Если Сталин, как уже говорилось, это «самый любимый человек», то шахтер — это «человек, которым мы восхищаемся». В 1950-х годах профессия шахтера передается от отца к сыну, четырнадцатилетние подростки на правах гордых наследников спускаются в шахту. Появляются три «художественных» произведения: в 1949 году—сборник рассказов Андре Стиля «Слово „шахтер“, товарищи» (другой перевод «Горняки») и фильм «Рассвет» (сценарий Луи Дакена), а в 1951-м — выставка картин Андре Фужерона «Страна шахт». В то время 8о% энергии вырабатывалось за счет угля, в шахтах трудилось свыше 300 ооо человек, горняки, осмелившиеся с 27 мая по 9 июня 1941 года провести забастовку, стали символом борьбы рабочих с нацизмом. Морис Торез участвует в этой мифологии, представляется потомственным шахтером (что является неправдой) и заявляет: «Есть такое величие в этой борьбе с природой, с материей, когда человек, как солдат, добывает уголь, находясь под землей, внутри сжимающей его скалы, сидя на корточках, иногда лежа» (Action, 22 марта 1946 года). Смелый, героический, мужественный, дисциплинированный, ответственный и непобедимый, шахтер не поддается судьбе, а преобразует ее, делает будущее светлым. Это новый, коммунистический человек, которого Арагон определяет так: «Шахтер—это тот, кто ставит человека выше себя самого <...>, кто не просит ничего для себя, но хочет всего для человека»¹⁸

. Более того, он воплощает «новый тип интеллектуала», о чем с благоговением пишет политик-коммунист Лоран Казанова: «Каждое действие шахтера вызывает мыслительное усилие, новаторский метод мышления, выработанный миллионами пролетариев <...>. Рабочий действует на мыслительном уровне, значительно превышающем все существующие буржуазные идеологии»

¹⁹

. Каждый шахтер, даже если он не подозревает об этом, является коммунистом. Это идеальный тип пролетария, и его образцовость у мелкобуржуазных интеллектуалов может вызвать лишь чувство вины. Шахтер становится главным героем новой иконографии, которую пытается пропагандировать Партия. Определение культурной политики дал Лоран Казанова на XI съезде (1947). В живописи аллегория и символ осуждаются как проявления декаданса. Приветствуются портрет, индустриальный пейзаж, исторические фрески, прославляющие классовую борьбу. Безоговорочно заявляется, что художник должен стоять «на политических и идеологических позициях рабочего класса». «Формализм», в котором форма превалирует над содержанием, отрицается. Важнее всего сюжет, полное соответствие означаемого и означающего. Приводится безапелляционное заявление Жданова: «Все подлинно гениальное доступно, и оно тем гениальнее, чем доступнее для широких масс». Согласно методу социалистического реализма, действительность должна представляться в своем революционном развитии. Должен быть показан не только смысл борьбы, но и «неизбежность победы». Этим канонам идеальным образом соответствует картина Андре Фужерона «Парижанки на рынке», выставленная на Осеннем салоне 1948 года. В 1951 году «новый реализм» достиг вершины—в галерее Бернхайма состоялась выставка цикла картин Фужерона «Страна шахт». Жесткая критика, обрушившаяся со страниц газеты Le Monde, укрепила уверенность Партии в правильности своего «пути», возмущавшего «буржуазную» прессу. А на Осеннем художественном салоне того же года был настоящий апофеоз: полиция сняла семь картин, обвиненных в «оскорблении национальных чувств». Отныне Фужерон стал воплощением французской коммунистической живописи; в рубрике, которую он вел в коммунистическом журнале «Новая критика», он говорил, что буржуазные художники находят убежище в абстракции, потому что не могут вынести реальность. Как в любой субкультуре, в Партии царит восхищение друг другом, при условии что соблюдается докса, то есть ее члены придерживаются общепринятого мнения. Историк Жан Фревиль так прокомментировал две картины из серии «Страна шахт»: «Вот „Сортировщица“: это девушка из шахтерского поселения с лицом флорентийской мадонны. Она в рабочей одежде, головной убор защищает от угольной пыли, она мужественна и спокойна, во взгляде грусть меша. ется с мечтами о счастье... Она похожа на ту, которую избивали полицейские из CRS (Республиканских отрядов безопасности*), а она кричала при этом: „Вы можете проломить мне голову, но не измените мои мысли!“» А вот что он писал о кар. тине «Пенсионер», на которой Фужерон изобразил худого старика в интерьере бедного шахтерского дома: «Он отдал свой труд и здоровье, свои легкие и кровь, чтобы обогатить хозяев шахт. В конце жизни, проведенной под землей, у него нет ни сил, чтобы наконец наслаждаться солнцем, ни пенсии, достаточной для нормальной жизни. Он болен, изъеден силикозом, он постарел до срока, он весит меньше пятидесяти килограммов, на его изможденном лице следы прошлых и нынешних бед, он ждет смерти, примостившись на корточках у затухающего очага, но его глаза, глаза старого борца, продолжают гореть». Мы видим, что ни сортировщица, ни пенсионер не сдались. Несмотря на аскетичный стиль, это живопись, которая подчиняется законам, провозглашенным Морисом Торезом: «Нам нужно оптимистическое искусство, устремленное в будущее <...>. Интеллектуалам, потерявшимся в лабиринте вопросов, мы несем уверенность, возможность безграничного развития. Мы призываем их оставить ложные проблемы индивидуализма, пессимизма, эстетики декаданса, сделать свою жизнь осмысленной, связав ее с жизнью других».