Лионель ничего не нашел на это ответить, и минуту спустя они вместе входили в церковь. Как только приотворили они тяжелую дубовую дверь, которая тихо тотчас за ними закрылась, на них повеяло прохладой и пахнуло ароматом благоухающих лилий. Они остановились посреди церкви, держа друг друга за руку, и благоговейно, молча глядели — то на высокие белоснежные лилии в золотых вазах по обеим сторонам алтаря; — эти лилии в величии чистой красоты своей точно таинственно напоминали слова Спасителя: «Блаженны чистые сердцем, яко тии Бога узрят», то на фантастические узоры, которые солнечный луч, проходя сквозь разноцветные стекла окон, рисовал по каменному полу. Древние своды, с их затейливой резьбой из тёмного дуба, умеряли дневной свет — таинственный полумрак и та особая тишина, которая присуща месту, освященному молитвами, производили на Лионеля впечатление неизъяснимо сладостное, ему незнакомое… Жасмина крепко сжала ему руку.
— «Пойдем,» шёпотом проговорила она, «там на кафедре, большая, большая Библия, я тебе покажу картинку», и она широко раскрыла свои глазки, «мою картинку, мою самую, самую дорогую картинку!»
Лионелю было интересно видеть это сокровище, и, следуя за ней по узкой лесенке, которая вела на кафедру, он про себя думал, что действительно много неожиданного, негаданного случилось с ним в этот его праздник! Видно, для маленькой Жасмины забираться на церковную кафедру — было делом привычным: она тотчас отыскала большую Библию, с великим трудом и старанием стащила ее с того места, где она лежала, и благоговейно положила на пол на бархатную подушку. Затем сама уселась на полу и, внимательно переворачивая страницы, сказала Лионелю стать на колени и смотреть вместе с ней.
— «Вот она!» с трепетным восторгом шепнула Жасмина. «Смотри! Видишь этого хорошенького Мальчика? — а, ведь, ты на Него немножко похож — правда? Ну, видишь, а вон тут эти противные старики — вот они все думают, что они очень, очень умные! И хорошенький Мальчик им говорит, какие они все глупые, что они ничего не смыслят в своих книгах, и что Бог мудрее их, и милосердый и добрый… И они, видишь, сердятся, и им так удивительно, что Он с ними так говорит, когда Он только маленький мальчик. А Он-то знает все, что эти дурные, злые люди знать не могут — и это оттого, что Он маленький — Иисус…»
Картинка изображала Христа перед законниками во храме — и Лионель смотрел на нее с каким-то страстным вниманием… Только мальчик, и мог уже учить мудрецов!
«Хотя», подумал Лионель с привычным ему безотрадным сомнением, «быть может, мудрости у них не было вовсе, и оттого Ему учить их было легко.»
Жасмина, налюбовавшись вдоволь своею милою картинкой, закрыла книгу, благоговейно положила ее на место и уселась рядом со своим маленьким собеседником на верхней ступеньке кафедры.
— «Как тебя зовут? спросила она.
— «Лионель», ответил он.
— «Лионель, как странно — что такое Лионель — цветок?»
— «Нет, твое имя — цветок.»
— «Да, наш куст жасмина зацвел в то самое утро, когда я родилась — оттого меня и назвали — Жасминой. Мое имя мне нравится больше, нежели твое.»
— «И мне тоже,» улыбаясь сказал Лионель. — «Мама зовет меня — Лиля.»
— «Это мне нравится. Это мило — и я буду так звать тебя — Лиля,» объявила Жасмина и, ласково обвив своею ручкою его шею, сказала: «будь добр мальчик, Лиля, теперь расскажи мне сказку!».
Глава V
Лионель в смущении смотрел на нее — что мог он рассказать ей? Он ничего не знал такого, что могло бы занять маленькую девочку… Как хорошо было ему чувствовать вокруг своей шеи ее тепленькую, маленькую ручку, чувствовать близость ее милого личика — а глаза ее — какие они были чудные! Никогда еще он таких глаз не видел — даже глаза его матери не были такой чудной красоты! Ясные, лучезарные глазки Жасмины светились тем безмятежным, тихим светом, который светится лишь в невинном взоре малых детей, трогая нашу душу до умиления… Иные, но весьма немногие, цветы, своею чистой, нежной красой напоминают этот именно взгляд ребенка: задумчивые анютины глазки, нежно-голубые колокольчики, милые, улыбающиеся незабудки — они глядят на нас так же доверчиво и просто — и в глазах Жасмины было как бы напоминание их красоты… еще раз Лионель вспомнил Елену Троянскую.
— «Что -же, не будешь рассказывать?» терпеливо подождав с минуту, сказала она. «Какая это у тебя книга?» И она своим розовеньким пальчиком дотронулась до книги, которую держал Лионель.
— «Это Гомер», ответил Лионель, «мой воспитатель уехал сегодня с утренним дилижансом и эту книгу забыл — теперь мне надо ее послать ему по почте.»
— «Конечно, послать надо», — одобрительно подтвердила Жасмина. «А что такое Гомер?»
— «Он был великий поэт, самый древний из всех поэтов; насколько известно, он был родом из Греции,» пояснял Лионель, «и жил очень, очень давно. В этой книге он рассказывает историю Троянской войны — это эпическая поэма.»
— «Что такое эпическая поэма»? спросила Жасмина, «и что такое Троянская война?»
Лионель чуть слышно засмеялся.