История детской души

Эта выходка особы, называвшей себя Кларинда Клеверли Пейн, была столь дерзка, что тотчас по уходе ее, м-р Велискурт распорядился, чтобы больше никогда не пускали ее на порог его дома. Затем он распорядился послать за главным доктором Коммортина. Доктор немедленно прибыль, и вскоре привел Лионеля в чувство. Теперь мальчик лежал с полу-открытыми глазами; дышал он еще неровно и, видимо, как-то болезненно, силясь припомнить, что именно случилось с ним…

— «Да,» задумчиво произнес доктор, осторожно приподнимая веки Лионеля, и заглядывая ему в зрачки — «да, я советовал бы вам уехать скорее — как только будет для вас удобно…»

— «Удобно!» не давая ему докончить, с раздражением воскликнул м-р Велискурт, — «никогда это удобно не может быть! Я никуда везти его не намерен — у меня у самого дела много, и это расстроило бы весь ход его уроков!»

— «Вот как…» и д-р Гартлей пристально посмотрел на него. «Что же, — решайте, как знаете — но я обязан, как доктор, предупредить вас, что если мальчика теперь же не удалить отсюда, и не позаботиться о перемене его впечатлений, ему грозить воспаление мозга — и, по крайнему моему убеждению, этой болезни ему не перенести. Об уроках не может быть и речи!»

Доктор положил свою большую, нежную руку на бледный лобик мальчика, и ласково пригладил спустившиеся на него спутанные кудри. М-р Велискурт нахмурился. Он внезапно почувствовал отвращение к д-ру Гартлею. Не нравилось ему выражение его проницательных, голубых глаз, которые так бесстрашно и прямо на него глядели. Он как-то торжественно откашлялся, и холодно произнес:

— «Попробую убедить профессора Кадмон-Гора сопровождать моего сына, если вы находите, что подобное передвижение необходимо.»

— «Безусловно необходимо,» ответил доктор, поднося ложку с микстурой к губам мальчика, — «везти его далеко не для чего, теперь надо избегать всякого переутомления. Вот в „Клеверли“ было бы ему хорошо — пусть едет он туда со своим воспитателем — там будет и тихо, и привольно. Чем скорее вы его отправите, тем лучше. Можно бы даже сегодня это устроить. Вам самим ехать с ним, ведь, нельзя?»

— «Невозможно,» — с трудом скрывая свое негодование, ответил м-р Велискурт — «я должен ехать по делам в город, мне надо видеть своих поверенных.»

— «Ах, да — понимаю,» и доктор кивнул головою, «ну, так пусть же едет воспитатель. А где он находится? Мне надо с ним переговорить.»

— «Профессор Кадмон-Гор,» с напыщенным достоинством сказал м-р Велискурт — «теперь в классной комнате — если вам угодно, я вас проведу к нему.»

— «Погодите минутку.» Доктор окинул взором маленькую душную комнату Лионеля и поспешно открыл настежь окно. — «Свежий, чистый воздух, хорошее питание, полнейший отдых — вот, что теперь нужно мальчику!» сказал он, «развлекать его надо, а оставлять одного нельзя… Пришлите сюда к нему хоть кого-нибудь из прислуги.»

— «Пришлите Люси,» послышался с кровати слабенький голосок Лионеля.

— «Что такое, молодец?» переспросил доктор, нагибаясь к нему, «кого прислать?»

— «Люси» повторил Лионель, — «она добрая, и я ее люблю.»

Д-р Гартлей улыбнулся.

— «Ладно! получите Люси! желанная особа не замедлит явиться к вам! Ну, а как вы теперь себя чувствуете, голубчик?»

— «Гораздо лучше, благодарю вас,» и действительно кроткие глаза его выражали глубокую благодарность — «но я забыть — еще не могу… мне забыть не легко…»

На это доктор ничего не ответил, а только с какой-то особенной нежностью оправил подушки под головкой маленького больного. Когда Люси неслышно вкралась в комнату, чтобы, следуя предписанию доктора, посидеть у постели Лионеля, Лионель лежал с закрытыми глазами, две крупный слезы дрожали на длинных его ресницах, но, по мерному его дыханию было видно, что он заснул… Такое скорбное было выражение этого детского личика, что, при виде его, добрая Люси залилась слезами. Долго она тихо плакала.

— «И как могла она, как могла бросить эту милую крошку?» с содроганием спрашивала она себя. «Уйти от него, (разумея м-ра Велискурта) это понятно, хотя тоже не хорошо, — но бросить свое родное дитя — это грех! как могла она?!»

Жалкая, простодушная Люси! Видно, не довелось ей читать произведений Ибсена, и не была она ознакомлена с новейшими воззрениями на законы нравственности! Если-бы она была воспитана современного этикой, она-бы назвала поступок м-с Велискурт — благородным протестом против ограничения свободы, и видела-бы в нем законное удовлетворение потребности наслаждения… Но Люси была простая, неученая девушка, с женским любящим сердцем — и верила она в святость материнской любви, как верили в нее в старину — в до-Ибсеновские времена.

Между тем, д-р Гартлей имел честь быть представленным самому профессору Гору, — что, видимо, не особенно поразило его — он даже возымел смелость выразить желание беседовать наедине с знаменитым ученым, — т. е. не в присутствии м-ра Велискурта — на что, озадаченный и раздраженный, м-р Велискурт согласился весьма не охотно. После 20-тиминутнаго совещания, доктор уехал. —