Читаем История догматических движений в эпоху Вселенских соборов полностью

Трудно сказать, какими иными словами можно было бы еще выразить ту же самую мысль, какая заключаласьи во второмъ члене никейскаго символа. «Одно божество и три ипостаси» — эта формула могла съ надеждой на успехъ поспорить съ самимъ терминомъ: όμνυίοω пока точный смыслъ его не былъ установленъ и суждения ο немъ колебались; и действительно, позднее вместе съ терминомъ: όμοοσίος она была принята церковною догматикой. Очевидно, на пути къ сближению съ никейцами въ областй: собственно богословской, теоретической мысли омусианамъ идти дальше памятной записки было некуда. Самъ Афанасий со стороны внутренняго догматическаго достоинства высказанныхъ здесь воззрений на Сына Божия едва–ли могъ потребовать чего–либо большаго. Такъ силою логики и обстоятельствъ лучшие изъ противниковъ никейскаго собора были приведены; постепенно къ признанию смысла формулированнаго на немъ учения. Свой основной терминъ ομοιος κατ

ούσιαν, первоначально на анкирскомъ соборе выставленный отчасти и въ противовесъ никейцамъ, чтобы показать, что Сынъ имеетъ свою сущность не въ тожестве, а въ подобии съ Отцомъ, они въ памятной записке истолковали какъ ταυτόν κατα πνεύμα—тоже самое пo духу, а такъ какъ на языке записки общее понятие духа въ приложении къ ипостасямъ заменяетъ собой понятие существа, то ταυτόν
κατά πνεύμα значитъ собой не что иное, какъ и ταυτον κατ 
ούσίαν — одно и то же по сущности.

Чтобы окончательно перейти на позицию никейцевъ и слиться съ ними въ одно целое, омиусианамъ оставалось только уничтожить формальное различие и принять никейский символъ. Но отъ этого последняго шага омиусианъ удерживали серьезныя препятствия, которыя все еще оставались неустраненными. При недостаточномъ разграничении между терминами: ούσία и ύπόστασις за словомъ: όμουσίος продолжала доселе стоять тень Савеллия, и сами никейцы, сливавшие понятия сущности и ипостаси и не порывавшие общения съ осужденнымъ всемъ Востокомъ Маркелломъ, не принимали решительныхъ меръ, чтобы опровергнуть это подозрение. Кроме того, надъ терминомъ: ομοούσιος

«тяготели еще неизвестность его преданию и приговоръ антиохийскаго собора противъ Павла самосатскаго. Омиусиане сделали свое дело: они отвергли арианство, доказали чистоту своего учения и точной установки термина „ ομοούσιος " сняли съ себя неосновательный упрекъ въ требожии, открыто осудивъ последнее. Теперь очередь оставалась за никейцами: ходомъ событий они обязывались пойти на встречу возвращающемуся къ нимъ Востоку и разъяснениемъ своихъ воззрений отнять у него последния препятствия къ полному признанию учения, провозглашеннаго на никейскомъ соборе. И они выдолнили эту задачу блестяще, тоже еще за время царствования Констанция.

To не было случайностью, что первымъ изъ никейцевъ, кто взялъ на себя обязанность, дать оценку действительному положению вещей на Востоке, оказался Иларий пуатьесский, западный епископъ. Стоявшие вдали отъ споровъ и не связанные вековыми предразсудками, западные епископы были более способны къ тому, чтобы безпристрастно вглядеться въ богословския настроения Востока и понять ихъ внутренний смыслъ. Являясь на Востокъ въ качестве изгнанниковъ за веру, они какъ бы самой судьбой предназначались для того, чтобы стать посредниками между борющимися здесь партиями. — Въ этомъ посредствующемъ положении, занятомъ ссыльными епископами на Востоке, Иларию принадлежитъ передовое место. Отправленный въ изгнание императоромъ Констанциемъ въ 356 го–ду за отказъ согласиться на осуждение Афанасия, Иларий пять летъ провелъ въ малоазийскихъ провинцияхъ, переходя изъ города въ городъ, и былъ свидетелемъ его смятения умовъ и партий, какое вызвано было здесь проповедью аномэйства. Восточные епископы сначала поразили его внешнимъ блескомъ своей жизни и переменчивостью воззрений; но его тонкий богословский умъ и острая наблюдательность помогли ему исправить это первое впечатление, и онъ понялъ, что среди открыто арианствующихъ въ восточномъ епископате есть не мало почтенныхъ людей, не имеющихъ ничего общаго съ арианствомъ и уклоняющихся отъ никейскаго учения скорее по недоразумению или непониманию, чемъ по злой воле. Догматическия распри Востока представились теперь ему въ иномъ свете, — и вотъ чтобы ознакомить своихъ галльскихъ друзей съ истиннымъ положениемъ восточныхъ делъ, онъ въ конце 358 года, т. — е., тотчасъ после победы омиусианъ надъ аномэями, шлетъ имъ большое сочинение «о соборахъ», въ которомъ подвергаетъ обзору все догматическия партии Востока и даетъ ихъ учению критическую оценку съ точки зрения западнаго никейца.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афонские рассказы
Афонские рассказы

«Вообще-то к жизни трудно привыкнуть. Можно привыкнуть к порядку и беспорядку, к счастью и страданию, к монашеству и браку, ко множеству вещей и их отсутствию, к плохим и хорошим людям, к роскоши и простоте, к праведности и нечестивости, к молитве и празднословию, к добру и ко злу. Короче говоря, человек такое существо, что привыкает буквально ко всему, кроме самой жизни».В непринужденной манере, лишенной елея и поучений, Сергей Сенькин, не понаслышке знающий, чем живут монахи и подвижники, рассказывает о «своем» Афоне. Об этой уникальной «монашеской республике», некоем сообществе святых и праведников, нерадивых монахов, паломников, рабочих, праздношатающихся верхоглядов и ищущих истину, добровольных нищих и даже воров и преступников, которое открывается с неожиданной стороны и оставляет по прочтении светлое чувство сопричастности древней и глубокой монашеской традиции.Наполненная любовью и тонким знанием быта святогорцев, книга будет интересна и воцерковленному читателю, и только начинающему интересоваться православием неофиту.

Станислав Леонидович Сенькин

Проза / Религия, религиозная литература / Проза прочее