Разложение омиусианства и начавшееся падение омийства подорвали последния основы богословской мысли на Востоке. Почти 50 летъ прошло после никейскаго собора, а какихъ–либо прочныхъ результатовъ отъ всей пережитой борьбы пока еще не виделось. Казалось, вся внутренняя жизнь церкви клонится къ упадку и замиранию. Заявившее себя столь энергической деятельностью въ начале правления Валента омиусианство еще подавало некоторыя светлыя надежды на будущее, но съ уходомъ его съ исторической сцены на месте его не выросло ничего цельнаго. Остались только обломки прежнихъ партий, взаимно ссорящиеся между собою и неспособные создать ничего прочнаго. Где же было искать исхода? При этомъ вопросе мысли всехъ лучшихъ людей, еще не утратившихъ совсемъ интереса къ вере, — невольно стали обращаться къ никейскому символу. Сколько уже было составлено для замены его формулъ и различныхъ вероизложений, и ни одна изъ нихъ не сумела объединитъ около себя всю церковь. Только никейский символъ, несмотря на все пережитыя испытания и жестокия нападения, оставался непоколебимымъ знамениемъ веры, и ему следовала большая половина церкви. История и сами противники его сделали все, чтобы отнять у него ту остроту новизны, которая вызывала инстинктивное отвращение къ нему у стараго восточнаго консерватизма. Сближение лучшей части восточныхъ консерваторовъ съ никейскимъ символомъ, въ тайникахъ жизни дававшее знать ο себе еще въ последние годы Констанция, въ правление следующихъ трехъ императоровъ, какъ мы видели, широкимъ потокомъ разлилось на поверхности ея. Самъ основной терминъ его „
Историкъ еще имеетъ некоторую возможность отчасти проследить этотъ процессъ, происходивший внутри церковной жизни и окончившийся образованиемъ многочисленной новоникейской партии на Востоке, обезпечившей здесь победу никейскаго символа. Мы уже говорили, что до 60–хъ годовъ IV века вероизложение, составленное въ Никее и вызывавшее собой у восточнаго консерватизма одну лишь оппозицию, не успело и не могло проникнуть въ литургичоское употребление, и что вообще за отмеченный периодъ времени нельзя указать ни одного символьнаго памятника, въ которомъ более или менее ясно отра–зились следы влияния со стороны этого вероисповедания. Начиная съ 60–хъ годовъ, въ области символьной практики восточныхъ церквей наблюдаются другия явления. Правда, никейский символъ въ полномъ его составе остается въ прежнемъ положении, но его характерные термины „